Он в конце концов согласился пойти со мной домой, где нам приготовили комнату, выходящую во внутренний двор; для этого пришлось очистить ее от скопившихся там вещей. Он кивнул, делая вид, что понял и теперь доволен. «Ради меня», — подумала я.
Я не могла больше ждать его решения и спросила, собирается ли он пробыть с нами до конца путешествия.
— Я не могу судить о том, какие евреи, повидав только тех, кто живет в Иерусалиме, — сказал он.
Я едва сдержала вздох облегчения.
На следующее утро мы вместе с Иешуа и дочерьми встретили Иосифа у Дамасских ворот и отправились дальше на север.
Мы направились в Переа, так как не хотели пересекать Самарию. В попутчики мы выбрали группу торговцев. Путешествие по дорогам Иудеи было для них привычным делом; они были вооружены на случай, если придется отбиваться от разбойников, промышляющих в горных районах. И наш разумный выбор принес результат: нам удалось без всяких неприятностей достичь побережья Киннеретского моря. Я поняла по Иешуа, что море поразило его. Мы тоже были под сильным впечатлением. Наш путь в течение долгих дней и недель пролегал по пустыне, в Египте и далее, пока мы добирались до Иерусалима. Весь долгий путь мы не ощущали на губах ничего, кроме сухости крупинок песка. И вот, воистину, нам открылся рай. Свежая пышная зелень, прохлада и дуновение весеннего ветра. Нас охватила радость, и мы почувствовали наконец сладость возвращения на родную землю. Здесь воздух вдыхался легче и был более чистым, и воды, даже в сравнении с Западным Морем, были более синими.
В Синабрии Иосиф спросил про новый город, который собирались строить. Но новости были плохие. Работы почти не велись, так как Ирод отвел под новый город земли, предназначенные для захоронений, и нанятые рабочие, все, кроме греков, отказались на них работать. Иосиф очень расстроился. Мы проделали немалый путь, на который ушло много сил и денег, но оказалось, что все напрасно. К тому же Иосиф заболел после Иерусалима, его лихорадило: очевидно, холод и сырость тамошнего климата пагубно сказались на его здоровье. Он никак не мог прийти в норму и окончательно выздороветь. Иосифу совсем скоро должно было исполниться шестьдесят, и он боялся, что очередная хворь может стать для него последней. Мы устроились на ночлег на постоялом дворе прямо у ворот Синабрия. К вечеру я попросила Иешуа сходить в город за врачом, потому что Иосифу, казалось, стало хуже.
— Ты думаешь, что ты все еще в Александрии, — сказал мне Иешуа, — где есть врачи?
Я явно расслышала иронию в его голосе. Он все же сходил в город; я дала ему немного монет, и он вскоре вернулся с каким-то лекарством, от которого Иосифу немного полегчало.
Из разговоров с местными жителями мы узнали, что в Сифорисе есть работа для каменщиков. Ирод отстраивал этот город заново после разрушений, причиненных беспорядками. Он продолжал использовать его как столицу, пока не найдется места для возведения новой. Мы немедля отправились туда, и, на наше счастье, Иосифу удалось найти там работу, да еще и пристроить Якоба, правда, не скажу, чтобы его очень поощряли деньгами. Мы подыскали небольшой дом по соседству в Нацерете — в Сифорисе действовал запрет на поселение евреев. Нацерет когда-то был довольно оживленным городом, но впоследствии пришел в упадок; мы застали его обветшалым и наполовину опустевшим.
Иешуа все еще оставался с нами, когда мы обживались на новом месте. Однако мне было ясно, что теперь, после Иерусалима, Иешуа уже ничего не держало возле меня, и даже более того, ему тягостно было наше присутствие. В глубине своего сердца я готовилась к скорой разлуке. В Нацерете не имелось никакого занятия для него, не было того напряжения жизни, к которому он привык. Иешуа несколько раз вместе с Иосифом и Якобом ходил в Сифорис — там были школы и можно было встретить образованных людей. Но он чувствовал себя неловко, отправляясь в город просто так, в то время как отец и брат трудились в поте лица под палящим солнцем, чтобы заработать на кусок хлеба. У меня снова возникало желание предложить ему часть своих денег, он мог бы отправиться учиться в школу в Кесарию или в Птолемеис, расположенный на побережье. Но он мог спросить у меня, почему я откладывала деньги только для него, а не для всех, или почему я скрывала их до сих пор. Что бы я ответила ему?