Завет стали

Эльфы быстро разложили свои вещи и вскоре вновь появились в общей гостиной. Они двигались аккуратно и настороженно, словно группа кошек, ступившая на вражескую территорию. В воздухе витало невысказанное напряжение.

Синдер щипал струны мандолины в ожидании, когда эльфы прервут молчание. Он проявил к ним гостеприимство. Теперь была их очередь принять его.

– Ну? И что теперь? – спросил Эстин.

– В каком смысле? – спросил Синдер, изо всех сил стараясь сохранять вежливый тон.

– В смысле – и что теперь? – спросил Эстин. – Вы не эльфы, но ваши друзья проливали кровь вместе с нашими. Они погибли вместе с нашими друзьями. Для нас это кое-что, да значит.

– Для нас всех это кое-что значит, – ответил Шриови.

– В связи с чем опять-таки возникает вопрос: и что теперь?

Синдер устал и не хотел разбираться с тем, что беспокоило Эстина.

– Теперь мы почтим память павших сегодня вечером. А с остальным разберемся утром.

Эстин мог бы сказать больше, но Мохал тронул его предплечье:

– Он прав, – сказал эльф принцу. – Нельзя решить все за один день.

* * *

Синдер стоял за кафедрой и смотрел на толпу, собравшуюся на вечер поминовения. Он без особого желания ждал того, что должно было произойти. Он приготовил речь, отрепетировал ее, но боялся, что сломается и разрыдается, пока будет ее произносить. Некоторые считали, что нельзя терять присутствие духа, и несмотря на то, что Синдеру удавалось создавать видимость самоконтроля, когда это было необходимо, он не был уверен, что сдержится сегодня.

Администрация решила провести церемонию на территории позади холла Огненного Зеркала, на площадке, окруженной домами преподавателей. На плаце это было бы удобнее, но никто не хотел говорить перед ухмылявшимся Гарадом Лаллом.

Царили сумерки, сверчки затянули свои прерывистые трели, но звуки, которые они издавали, даже успокаивали. Их стрекот напомнил Синдеру о сказочных летних деньках, часах, проведенных в компании друзей, рассуждавших на умные и философские темы, которые, скорее всего, были на самом деле глупыми. Задул залетный ветерок, и деревья зашелестели. Территорию окружали освещавшие пространство фонари диптха, установленные на черных столбах.

Все надели свою лучшую одежду, включая Синдера, который оставил выходной мундир в академии, когда отправился на Первичное Испытание.

Он привел в порядок разбредавшиеся мысли, взял их под контроль. Нужно было произнести речь, и он откашлялся.

– Когда я узнал, что сегодня состоится вечер поминовения, я обрадовался. Это верный способ почтить память наших павших братьев. Они заслужили наше глубочайшее уважение. Однако когда я раздумывал что сказать, то задался вопросом. Что значит – проявить уважение к павшим? Их здесь нет, чтобы услышать то, что мы скажем. Их здесь нет, чтобы принять нашу похвалу. Их здесь нет, чтобы простить нас за то зло, что мы могли им причинить. Тогда зачем это делать? – Он выдержал паузу, достаточно долгую, чтобы встретиться взглядом с Боунсом, Ишмаем и Шриови. С Аней. Мастером Абсином. И продолжил: – Остальные уже более красноречиво сказали о характерах павших. Вы слышали об их героизме и храбрости. Их верности долгу. Но что более важно, вы также узнали об их мягких чертах характера, о товариществе и заботе. Эти молодые парни умели смеяться и любить. Они жили в поиске радости и смысла жизни, как и все мы.

Раздумывая о том, как молоды были павшие первокурсники, он почувствовал себя стариком с ломкими костями, который оглядывается на свою жутко долгую жизнь. Глаза наполнились слезами от непрошеных воспоминаний.

Его друзья. Натаз и его непреклонная преданность. Рориан, в котором не было ни капли зависти. Джория.

Он скучал по ним всем. Они заслуживали жить и смеяться гораздо дольше, чем позволил им этот жестокий мир.

Синдер начал терять самообладание. Тело сотряслось от судорожного вздоха. Пара слезинок оставила дорожки на лице. Снова судорога. Все было так, как он и боялся, и он закрыл глаза, силясь справиться со своими эмоциями. Прошло несколько секунд, в течение которых присутствующие сохраняли молчание.

Взяв чувства под контроль, он продолжил:

– Иногда я задаюсь вопросом: возможно, мы высказываемся от лица наших павших с честью товарищей, чтобы почувствовать себя лучше? Это кажется эгоистичным, и, быть может, вместо этого нам следовало бы уделить больше внимания тому, как мы распоряжаемся нашими жизнями. Что мы делаем друг для друга сейчас? Дарим ли мы друг другу дружбу? Принятие? Признание? Прощение? Мы должны это делать. Это величайший способ, которым мы можем почтить память наших братьев.

Когда он закончил, толпа взорвалась аплодисментами, и его взгляд коротко остановился на Эстине и Рийне. В каком-то смысле его слова были в основном обращены к ним, но еще больше они были обращены внутрь, к самому себе. Он не дотягивал до того уровня, который устанавливал для всех остальных.