Завет воды

В три часа ночи Дигби преодолел последний отрезок, завершая мучительный подъем по горной дороге в темноте, — никогда раньше он не решался на подобное из-за реальной угрозы встречи с дикими слонами. Только подруливая ко входу своего бунгало в «Садах Гвендолин», он осознал, как ноют плечи и свело шею и что подушечки пальцев совсем сплющились, так он вдавливал их в руль. Он заглушил мотор, но даже наступившая абсолютная тишина не разбудила Элси.

Из тени дома выступила фигура. Кромвель. Он сидел снаружи, завернувшись в одеяло. Кромвель помог скрюченному Дигби выбраться из машины, расправил ему затекшие конечности, а потом взял за грудки и сердито встряхнул:

— Много волноваться, босс. Очень много. — Глаза у него покраснели от усталости.

— Знаю. — Дигби положил ладони на руки друга. — Про-сти.

Кромвель разглядывал спящую Элси, с трудом скрывая потрясение.

— Мисси хорошо. — Это был одновременно и вопрос, и вдохновляющее утверждение.

— Не знаю. Она прошла через ад. — Ад, который он толком не понимал.

Элси проснулась, когда он открыл пассажирскую дверцу. Увидев, где они, Элси обернулась к Дигби с выражением такого облегчения на лице, что он впервые по-настоящему понял, какой ужас ей пришлось пережить.

— Ах, Дигби, здесь наверху такой прозрачный воздух. — Она глубоко вдохнула и тут же поежилась от холода.

У Элси едва хватило сил устало улыбнуться Кромвелю, она сделала шаг, но тут же споткнулась, и Дигби подхватил ее на руки, поднял. Она приникла к его шее, и он понес ее в дом, успев кивнуть Кромвелю:

— Спасибо, дружище, что дождался. Ступай домой, прошу тебя. А то твоя семья никогда мне не простит.

Он принес термос с чаем и сэндвичи с цыпленком, оставленные поваром. Пока Элси ела, Дигби наполнил ванну горячей водой. Помог любимой забраться туда. Руки Элси были в белесых проплешинах обесцвеченной кожи, с белыми пятнами, как на старой карте. Он отметил запавший морщинистый живот, контрастирующий с набухшими грудями, ареолы которых растянулись в темные блюдца. Дигби сел на табуретку рядом. Элси положила лодыжки на край ванны, позволяя телу погрузиться глубже, полностью скрыться под водой, над поверхностью остались только стопы. Дигби увидел, что большой палец у основания кровоточит, и придвинулся ближе. Подошвы были покрыты волдырями. Элси вынырнула. Он погладил ее руку, на ощупь узловатую и чешуйчатую. Внимательно рассмотрел пальцы — растрескавшиеся, как будто она работала с колючей проволокой. Она отдернула руку.

А ему показалось, что это он сейчас погружается под воду.

Руки, ноги в волдырях, бледные пятна на предплечьях — он все понял. Дигби достаточно долго пробыл у Руни в «Сент-Бриджет», чтобы не понять. Хотелось орать, бить стекла, гневно сетовать на несправедливость жизни, которая одной рукой дает только для того, чтобы другой отнять гораздо больше.

Широко распахнув глаза, Элси смотрела, как понимание настигает его, видела, как он схватился за край ванны и покачнулся. Она не осмеливалась произнести ни слова. Постепенно он справился с собой. Опустил руку в воду, взял ее за запястье и поднес к губам ее пальцы.

— Нет! — вскрикнула она, попытавшись выдернуть руку, но он не отпустил.

— Слишком поздно, — произнес он сдавленным голосом, прижимая ее ладонь к щеке, потому что любовь, которую он чувствовал, не имела никакого отношения к ужасному знанию, которым он теперь обладал.

— Я запрещаю тебе. — Она втянула ноги в ванну, вода плеснула через край.

— А я запрещаю тебе запрещать мне. — Он соскользнул с табуретки на колени, погрузил обе руки в воду, обнял ее тело, притянул ее к себе — женщину, без которой не было смысла жить дальше. — Ты ничего не сможешь сделать, чтобы прогнать меня.

Он всхлипнул, стиснул ее мокрое тело. Он жадно искал ее рот, она уворачивалась, но он все же поймал ее губы, пробуя их вкус, и слезы их смешались, когда она уступила, разрыдавшись, и позволила целовать себя, и сама целовала его. Цепляясь за его мокрую рубашку, она безудержно плакала, выпуская наружу все, что сдерживала так долго, делясь наконец ужасным бременем, которое несла до того в одиночку.

Он не выпускал ее из объятий. Что имеется в человеческом арсенале для таких моментов? Ничего, кроме жалких стонов, слез и рыданий, которые ничего не могут изменить, ничего. Вода выплескивалась на кафель — драгоценная вода, обильная, вода, способная смыть лимфу мозолей и кровь, смыть слезы, даже грехи, если вы в это верите, но никогда не смоет стигматы проказы, не при их жизни, потому что у них не было ни Елисея, чтобы сказать: «Семь раз омойся в Иордане и будешь исцелен», ни Сына Божия, чтобы прикоснуться к язвам и очистить их.