Заветные поляны

— Больно что-то много этих двоюродных… Ты извини, я пошутил. Есть на то у меня причина. Всяких грачей возить приходится, который начнет привирать — точно определишь: утаивает чего.

— Вы извините… Просто не хочется откровенничать. А далеко еще до поселка?

— Недалече уже… Два подъема будут, а тут и разруб, как на ладонь поселок выскочит.

— Рябчика, что ли, поманить?

— Это у нас можно. Эти водятся. — Шофер остановил машину. — По правой стороне двигай, раз ехать не нравится со мной таким языкастым. На рябинники нападешь. Там и пируют рябенькие… Ну, бывай здоров.

— Спасибо. Всего доброго.

…Анатолий нырнул под низкие еловые ветви и, раздвигая тонкий подрост, пошел к рябинникам, которые хорошо помнил. Он стрелял уже там рябчиков… И не один гулял по тем рябинникам просто так, для души. Тогда только еще начинался поселок. Дороги, конечно, не было. Словно первооткрыватели, пришли молодые рабочие по этим же зарослям, с тяжелыми рюкзаками пробирались к будущему поселку и пели песню караванщиков: «Джимбем-бала-бала, джим-баала, джим бала. Ше-о-ол один ишак, шел второй ишак…» Леночка вела отряд в дикие леса, и, кажется, никто тогда не боялся медведей. Разве можно бояться зверей, если впереди идет такая девушка. Она была командиром, она была назначена прорабом после техникума. Под ее руководством лихие двадцатилетние парни и разрубали тайгу…

Охала и стонала глухомань, знающая только редких охотников, забредающих сюда, быть может, реже одного раза в год. Страшнее любого зверя рычали бензопилы, вгрызаясь в нетронутый настороженный лес.

Рабочие жили тогда, конечно, в палатках. По вечерам неустанно хрипел старый магнитофон с заезженными лентами. Но лучше не было той музыки, еще и сейчас иногда она слышится Анатолию Кудреватову. И кирзовые сапоги казались тогда легче любых теперешних модных туфель, потому что кружиться в вальсе с такой девушкой каждый мечтал. Но Лена танцевала очень редко…

Однажды она пригласила Анатолия в свою палатку, в свой терем-теремок, куда вход посторонним был строго воспрещен. Все танцевали, а они сидели и молчали, по предложению Леночки прислушивались к шуму высоченных сосен — этот шум не мог заглушить надрывающийся магнитофон.

— Чаю хочешь? — спросила Леночка, когда он собрался уходить. Облизнув пересохшие губы, Анатолий торопливо отказался.

— Тогда вот альбом, разглядывай фотографии, только не очень придирчиво, а я пришью пуговицы на твоей куртке. Давай ее сюда.

Он безразлично глядел на незнакомых веселых парней и девчат, которым даже тесно было в альбоме, а она неторопливо, как-то по-домашнему мило пришивала блестящие пуговицы…

— Нет, не надо, — сказал он и хотел взять куртку. — Если всем пришивать…

— Почему это всем… Тебе красивее, когда все пуговицы доверху застегнуты. На гимназиста похож…

Хрипел магнитофон, шаркали кирзовые сапоги по тесовой площадке, довольными голосками хихикали девчата, гудели, похохатывали парни… А тут, в уютной палатке, тикал будильник…

И вдруг будто бы сам собой возник разговор обо всем, что их окружало, чем жили они эти дни, о чем мечтали… Анатолий еще никогда так горячо и взволнованно не рассказывал, что у него на душе, чтобы выразить себя, он обращался к стихам, читал много и необыкновенно хорошо, с особенным взволнованным звучанием переменившегося голоса.

Я полон веры несомненной,
Что жизнь — как быстро ни бежит, —
Она не так уже мгновенна
И мне вполне принадлежит.

Леночке стихи нравились:

— Как здорово сказано! И просто… Не зря говорится, все великое в простом… Нет, я не буду разглагольствовать, лучше послушаю, читай, Толя, читай, пожалуйста.

И он читал, удачно приходящие на память стихи из того множества, какое заучил еще в десятом классе.

— А ты хочешь, чтобы у тебя был свой дом? — вдруг спросила она, — сосновый, пахнущий смолой, с подступившими совсем близко древними деревьями. Чтоб над крышей всегда шумело, как над этой палаткой.

— Конечно, хочу. Кто теперь этого не хочет. — Он пустился было в рассуждения: — Горожане уже проклинают однообразные каменные коробки, комфорт им стал надоедать.

— Нет, тебе нужен дом не для того, чтобы укрываться от шума и суеты, просто у тебя давно есть потребность в таком доме, в твоем доме, где ты хозяин… Ладно, пойдем бродить по лесу…

Парни завидовали, конечно, когда Анатолий прошел мимо танцплощадки следом за Леночкой.

Затерялись в синеве, заплутали между гибких рябинок.

…Да, рябинник теперь поредел, стал выше, прозрачнее, но ярче рдеют крупные гроздья, еще не все растребушенные рябчиками. Трещат обеспокоенные дрозды, тоже жирующие на рябинах, совсем близко впереклик пищат рябчики. Но Анатолию не до них… Подгоняло, торопило сердце, учащенно билось, разволнованное воспоминаниями.

Поспешно миновал рябинник, пересек березовую рощу и вышел к реке как раз в том месте, куда метил, где по предположениям должен быть мост. Остановился над недвижимой водой и вспомнил те милые дни.