Заветный ковчег Гумилева

Пафнутий обнаружился под роскошным растением с мелкими белыми цветами. Кот сидел как изваяние, не шелохнувшись, и смотрел желтыми глазами на Анну.

– Вот ты где! – воскликнул его хозяин.

Кот даже не пошевелился. Пафнутий был огромный, пушистый, серо-серебристый, с белой отметиной на носу.

– Даже страшно его трогать. Такой он важный, – улыбнулась Анна.

– Вряд ли он это позволит, – сказал Матвей. – Пафнутий не любит, когда его трогают руками без спроса.

Около окна у стены стоял круглый кованый столик с двумя стульями.

– Предлагаю здесь выпить кофе. Или, может быть, чай? – спросил Матвей.

– Пожалуй, лучше кофе. А то я почему-то засыпаю, – посетовала Анна.

– Посидите пока тут. Я мигом все приготовлю.

Анна опустилась на стул. Кот даже не повернул головы, но Анне казалось, что он все равно ее видит и изучает. Присматривается.

Пискнула эсэмэс. «Завтра с утра приходи пораньше», – написал Вася. «Ок», – ответила Анна.

Матвей вернулся с подносом, на котором были расставлены чашечки из тончайшего фарфора с розовыми цветами и золотым ободком по краю, сахарница с щипчиками, изящный молочник и вазочка с печеньем.

– Прошу!

Кофе был крепким. Такой Анна и любила. И еще в нем был странный аромат, похожий на имбирь и карамель одновременно.

– Вы обещали рассказать о себе, – напомнила она.

– Да. – Матвей поставил чашку на стол, и Анна увидела, что его рука дрожит. – Обещал. Но сначала маленькое предисловие. Недолгое, но необходимое. Иначе ничего будет не понятно.

Анна видела, что он волнуется, и ободряюще улыбнулась.

– Я действительно не знаю, как приступить к своему рассказу. И поэтому у меня легкий мандраж. Дело в том, что после той аварии, вернее, во время нее… я… – Матвей смотрел не на Анну, а будто бы сквозь нее. Она никогда и ни у кого не видела такого странного отрешенного взгляда, – я попал в длинный туннель… Я летел в нем и впереди увидел свет… – Он поежился и глубоко вздохнул. – Я вернулся, но с тех пор стал видеть то, чего не видят другие. Например, ауру людей, иногда их мысли и желания, поступки, которые они еще не совершали, «читать» фотографии. Короче, я стал экстрасенсом. И не могу сказать, что этот дар мне нравится… – Матвей замолчал. – Это очень тяжело, но избавиться от дара, своих способностей, я не могу. Даже если бы сильно захотел, вряд ли смог бы. Для чего-то же я получил вторую жизнь в подарок? Мне тяжело, и порой скручивает так, что хоть волком вой. В такие минуты хочется выпрыгнуть из своего тела и бежать куда-то подальше от самого себя. Но недаром говорят: от себя не убежишь. Жизнь всегда догонит на ходу и схватит за волосы, как ты ни брыкайся.

Анна положила руку на руку Матвея. Но он быстро отдернул ладонь.

– Не надо, – сухо сказал он. – Мне жалость не нужна.

– Я просто. По-человечески, – тихо сказала Анна.

И тут Пафнутий сдвинулся со своего места и царственно прошел, нет, проплыл мимо Анны, слегка касаясь ее ног. Ей показалось, что мягкая бархатная волна накатила и отхлынула назад.

– Ох, батюшки, соизволил пройтись! – рассмеялась она.

– Решил показать себя во всей красе, – улыбнулся Матвей. – Это он любит. Также любит слушать комплименты. Это его слабость.

– Красавец, умница, замечательный кот, – промурлыкала Анна.

Кот сел напротив и зажмурился.

– Может быть, ему дать еды, которую я принесла? – спросила Анна.

– Он сегодня уже ужинал, не хочу его баловать сверх меры.

Остаток вечера прошел в спокойной беседе. Больше опасных тем они не касались: говорили о прочитанных книгах, фильмах, Древней Греции и Риме. Матвей оказался интересным собеседником. А его странный дар, как оказалось, Анну вовсе не смущает.

Петроград. 1921 год

Почему Ариадна пошла на это собрание? Да, она увлекалась поэзией, но ее настоящей страстью была наука, и когда она выбиралась на поэтические вечера, то чувствовала себя невольной предательницей, ей казалось, что она теряет напрасно время.

– Вы слишком строги к себе, Ариадна, – сказал однажды ее начальник. – Поэзия – то, что вносит волнующую ноту в нашу жизнь. Помните, как у Гете? Суха, мой друг, теория везде, но древо жизни пышно зеленеет. Бес сомнения, наука – это сухая теория, ну а древо жизни – поэзия, культура…

– Пусть так, – ответила Ариадна. – Но науке я всегда отдам предпочтение перед любыми стихами и поэмами. Это все пустое, а мы двигаем прогресс вперед…

– Какой же вы все-таки ребенок, Ариадна, – с грустью проговорил ее начальник. – Сущий ребенок!

Ариадна на него не сердилась, хотя и согласиться с его точкой зрения не могла.

Она попала на это дурацкое собрание поэтов, потому что ее привлекла афиша – яркая, броская. С элементами хулиганства, как сказала бы ее строгая тетушка. Вечер был свободный. Ариадна поссорилась с очередным своим воздыхателем, решив, что он безнадежно глуп и не стоит даже тратить на него время. Но домой идти не хотелось. Какая-то неясная мысль или предчувствие точили ее. Позже она скажет, что это был интуитивно-пророческий зов.