Заветный ковчег Гумилева

«Боже! – ахнула Ариадна. – Неужели я влюбилась? Нет! Он, конечно, очень мил, поэт и человек воспитанный, офицер, из хорошей семьи. Но это все не то! Любовь – она другая». «А какая? – возразил ей внутренний голос. – У тебя был богатый опыт?»

Ариадна задумалась. Поцелуи с кузеном Лекой в Крыму, когда им обоим было по пятнадцать лет, не в счет. Они были совсем дети. Правда, кузен весьма настойчиво пытался увлечь ее в маленькую уютную бухту, где никто не смог бы их найти, по словам кузена… Ариадна отказывалась, сочла это неприличным, тем более Лека неожиданным басом говорил, что он умеет целоваться, но не так, как они, а по-взрослому, по-настоящему. Ариадна смотрела на него – взгляд жадный, настойчивый, усики над верхней губой – и отрицательно качала головой. Она поступила правильно, потому что той же зимой Лека соблазнил горничную, и та родила ребенка, был скандал. А ведь на месте горничной могла быть она…

Потом была легкая головокружительная влюбленность в одного артиста, но это была совсем глупость. Ариадне едва исполнилось восемнадцать, а актер был солидным мужчиной за сорок. Она ходила на его спектакли и замирала от восторга, когда он говорил монологи Шекспира, глядя в зал глазами, обведенными черным, отчего его глаза казались огромными на иссиня-бледном лице.

Однажды она набралась смелости и постучала к актеру в гримерку. Услышав странный звук, повернула ручку двери, переступила порог и застыла. Актер был не один. Рядом с ним сидела женщина, чей смятый туалет явно свидетельствовал, что они только что «уносились на крыльях любви», как говорилось в одном стихотворении. Ариадна смутилась, пробормотала «извините» и хотела было уйти. Но актер крикнул:

– Постойте, барышня! Останьтесь и разделите с нами компанию. Прошу вас! Тем более что Матильда скоро уходит.

Звук, вырвавшийся из необъятной груди Матильды, можно было расценить как всхлип или возглас удивления.

– Простите, мне некогда, – решительно ответила Ариадна.

– Но вы же пришли?

– Я хотела взять автограф, но передумала.

– Почему же? Я могу дать вам десяток автографов. – Голос актера звучал игриво и многообещающе. – Только не уходите.

Но Ариадна уже выскочила за дверь.

С тех пор она зареклась влюбляться в актеров, певцов, поэтов, писателей и вообще представителей творческой богемы. Они были людьми суетными, беспокойными и ненадежными. То ли дело наука – чистая, строгая, рациональная. В науке нет места глупым эмоциям и восторгам.

Но был еще один эпизод. Легкое романтическое увлечение – влюбленность троюродного брата Виктора. Его имя произносилось на французский манер, с ударением на последний слог. Виктор ухаживал за ней, дарил цветы, водил в оперу, на выставки… Все было невинно и изящно. Ариадне нравилась роль девушки, за которой ухаживают, нравилось смотреть на себя в зеркало, склоняясь над букетом цветов, и думать о себе в третьем лице – «она прелестна, имеет успех и умна». Все это быстро закончилось, потому что началась война, и Виктора призвали на фронт. Он был убит через три месяца после начала войны. У Ариадны осталось чувство печали и грусти и еще воспоминания, как Виктор вымаливал у нее поцелуи. А она, кокетничая, подставляла ему щеку.

Такой любовный «багаж» был накоплен Ариадной к двадцати пяти годам. Поползновения же в среде коллег она отметала с ходу, считая, что к науке это, во‐первых, никакого отношения не имеет, во‐вторых, путать работу и личную жизнь совершенно ни к чему. Ну, а в‐третьих, в подобном случае она никогда не завоюет научного авторитета, о ней будут думать исключительно как о легкомысленной кокотке.

Ариадна прекрасно понимала свою несовременность в этом вопросе, когда все кругом либо замужем, либо кричат об «эмансипэ», а она, как гордая холодная весталка, отворачивается от мужчин, презирая восторги страсти. Правда, сейчас время тяжелое – революционное. Не до любви. Хотя о чем она говорит? Напротив, все напропалую крутят романы, влюбляются и проповедуют теорию свободной любви. Но нет, это не для нее! Ей нужно настоящее светлое чувство, которое перевернет всю ее жизнь. При этих мыслях Ариадна сердилась на саму себя.

А теперь Гумилев! Нет, нет, она не может в него влюбиться!

Ариадна легла в постель, но долго не могла заснуть, смотрела в потолок, и ей казалось, что по нему проносятся тени диковинных животных – жирафов, леопардов, газелей…

На следующий вечер поэзии она все-таки пришла, и пришла заранее, хотя и ругала себя за то, что поддалась порыву. «Надо было остаться дома. К чему приведет это знакомство? Он же поэт!» – говорил кто-то внутри нее. «И замечательный поэт! – возражал другой внутренний голос. – Сходи еще разочек, послушай его стихи, будет о чем вспомнить в старости, как говорила мамина двоюродная сестра Варвара Николаевна, сменившая трех мужей и десяток любовников».

Ариадна сидела сбоку от сцены и чувствовала, как гулко колотится сердце… От чего?

Она сняла шляпку, и густые волосы рассыпались по плечам.