Заветы Ильича. «Сим победиши»

Для Советского правительства — предложения крайне невыгодные. Однако Ленин соглашается на них, и к 12 марта условия договора были выработаны. Прислушайтесь к мотивировке: «Мы деловым образом, — говорит Ленин, — самые тяжелые условия мира подписали и сказали: “Слишком дорога для нас цена крови наших рабочих и солдат; мы вам, как купцам, заплатим за мир ценой тяжелой дани; мы пойдем на тяжелую дань, лишь бы сохранить жизнь рабочих и крестьян”»¹.

Увы, ни мира, ни даже временного перемирия в гражданской войне добиться не удалось. Весной 1919 года белая армия развернула поначалу успешное наступление на Восточном фронте, и адмирал Колчак отверг какие-либо переговоры.

1920 год. 25 апреля польские войска перешли границу, вышли к Днепру и заняли Киев. В ходе летнего контрнаступления части Красной армии продвинулись к Львову и Варшаве, но, оторвавшись от тылов, встретив яростное сопротивление поляков, откатились к прежней границе. Можно было, перегруппировав советские войска, вновь перейти в наступление.

Но Ленин решительно выступил за переговоры. И заключенный Рижский мир не зря сравнивали со «вторым Брестом», ибо он оставлял за Польшей ряд районов Западной Украины и Белоруссии. Мотивировка у Ленина та же: «Для нас 10 тысяч жизней русских рабочих и крестьян гораздо ценнее всего остального… Мы сознаем, что зимняя кампания потребует много жизней, и мы говорим: мы должны зимнюю кампанию избегнуть… Для нас вопрос о территориальных границах — 20-сте-пенный вопрос по сравнению с вопросом о скорейшем окончании войны».

Это было сказано 22 сентября 1920 года на IX Всероссийской конференции РКП(б). И еще Владимир Ильич добавил: «Будущее захватывает нас целиком, и мы решили — пусть прошлое решат историки, пусть потом разберутся в этом вопросе»³⁰⁶³⁰⁷

Разъясняя свою позицию Кларе Цеткин, Владимир Ильич говорил: «Могли мы без самой крайней нужды обречь русский народ на ужасы и страдания еще одной зимней кампании?»

Пока Ленин говорил, рассказывает Цеткин, «лицо его у меня на глазах как-то съежилось. Бесчисленные большие и мелкие морщины глубоко бороздили его. Каждая из них была проведена тяжелой заботой или же разъедающей болью…»

«Миллионы людей, — продолжал Владимир Ильич, — будут голодать, замерзать, погибать в немом отчаянии… Нет, мысль об ужасах зимней кампании была для меня невыносима»¹. 12 октября 1920 года договор о перемирии и условиях мира с Польшей был подписан в Риге, а в ноябре — с освобождением Крыма, в основном завершилась и Гражданская война.

Продолжая свои размышления в связи с четырехлетним юбилеем, Владимир Ильич пишет, что Октябрьская революция имеет всемирно-историческое значение и в том смысле, что впервые в истории современной цивилизации она создала государство не буржуазное, а установила власть трудящихся. Ей удалось «свергнуть остатки средневековья, снести их до конца, очистить Россию от этого варварства, от этого позора, от этого величайшего тормоза всякой культуры и всякого прогресса в нашей стране»³⁰⁸³⁰⁹.

Возьмите такие проблемы, пишет он, как вопрос о земле, о монархии, о наличии сословий, оставшихся от времен феодализма, о полном бесправии женщин, неравноправии нерусских народностей, о государственных преимуществах той или иной религии. Нет «ни одной из самых передовых стран мира, — констатирует Ленин, — где бы эти вопросы были решены в буржуазно-демократическом направлении до конца. У нас же они решены законодательством Октябрьской революции до конца»³¹⁰.

Но мы не собираемся на этом останавливаться, продолжает он, и вывели революцию за рамки антифеодальных преобразований, «мы вполне сознательно, твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической, зная, что она не отделена китайской стеной от революции буржуазнодемократической, зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счете) продвинуться вперед…»³¹¹.

Несомненно, в процессе работы над этой статьей Ленин задумывался над тем, как теперь воспримут подобные оценки те, кто все эти годы, не жалея жизни, рвался вперед? Те, для кого «военный коммунизм» и стал той средой, которая сделала их коммунистами.

(Позволю себе привести рассказ Никиты Сергеевича Хрущева — таким, каким он запомнился мне — уже после его «исхода из власти»:

«1919 год. Гнали белых на юг. Заняли какой-то городишко. Измучились, устали, свалились спать. Вдруг — “Подъем!” Кто-то из Москвы приехал. Чертыхаясь, собрались в каком-то зале, вроде театра. Выходит на сцену человек, в кожанке, лысоватый и начинает говорить… О мировой революции… Что покончим навсегда с капиталом… О коммунизме… Это Бухарин был… Поверишь, бывает так в жизни — будто пелена с глаз… А я ведь уже партийным был. Но вот с этого момента, считаю, и стал я коммунистом».)

Так как же теперь? Неужели их революционный порыв, их усилия, их подвиг были напрасны? От одной этой мысли можно было прийти в отчаяние. Вот над чем стоило задуматься.