Заветы

– Ну я же у тебя украла мужа.

Ей это видится так? Что она выиграла соревнование? Как возразить, не оскорбив Командора Джадда?

– Меня призвали к высшему служению, – по возможности чопорно ответила я.

Она захихикала:

– Что, правда? А меня вот к служению пониже. У меня четыре Марфы! Ты бы видела мой дом!

– Наверняка прелестный.

– Но у тебя правда все хорошо? – Вполне вероятно, что беспокоилась она отчасти искренне. – Это заведение вынимает из тебя душу? Тут же тоска.

– У меня все прекрасно, – сказала я. – Желаю тебе всяческого счастья.

– Бекка тоже тут с тобой в темнице?

– Это не темница, – сказала я. – Да. Мы живем в одной квартире.

– А ты не боишься, что она на тебя с секатором бросится? Она еще ненормальная?

– Она всегда была нормальная, – ответила я, – просто несчастная. Очень рада была повидаться, Сонамит, но мне пора вернуться к трудам.

– Ты меня больше не любишь, – полушутя упрекнула меня она.

– Я учусь на Тетку, – сказала я. – Мне никого не положено любить.

49

Чтение я осваивала медленно и спотыкалась на каждом шагу. Бекка очень меня поддерживала. Упражнялись мы на библейских стихах из выборки, одобренной для Послушниц. Я своими глазами увидела фрагменты Писания, до той поры мною только слышанные. Бекка помогла мне отыскать пассаж, который я так часто вспоминала, когда умерла Тавифа:

Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи. Ты как наводнением уносишь их; они – как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает.

Я кропотливо читала слова по слогам. На странице они были иными – не текучими и звучными, как у меня в голове, а площе, суше.

Бекка сказала, что по слогам – это не чтение: чтение, говорила она, – это когда слышишь слова, как будто песню.

– А вдруг у меня никогда не получится? – сказала я.

– Получится, – ответила Бекка. – Давай попробуем настоящие песни почитать.

Она сходила в Библиотеку – меня туда пока еще не пускали – и принесла один сборник гимнов Ардуа-холла. Там нашлась детская песенка, которую мне перед сном серебристым своим колокольчиковым голосом пела Тавифа:

Когда я усну и погаснут огни,
Боже, душу мою сохрани…

Я спела ее Бекке, а спустя некоторое время смогла и прочесть.

– Такая прекрасная надежда, – сказала Бекка. – Мне было бы приятно, что два ангела все время рядом, ждут, когда надо со мной улететь. – А потом она сказала: – Мне на ночь никогда не пели. Повезло тебе.

Помимо чтения я обучалась письму. Это было в известной мере сложнее, но и проще. Писали мы тушью и перьями с металлическими наконечниками, а иногда карандашами. Зависело от того, что выдали по разнарядке в Ардуа-холл со складов импорта.

Письменные принадлежности были привилегией Командоров и Теток. В остальном их в Галааде так просто было и не найти: женщинам они не нужны, да и мужчинам в основном тоже, разве что составлять рапорты и описи. О чем еще писать большинству людей?

В Школе Видалы мы учились вышивать и рисовать, и Бекка сказала, что письмо – почти то же самое: каждая буква – как картинка или ряд стежков, плюс каждая буква – как музыкальная нота; надо просто научиться рисовать буквы, а потом соединять их друг с другом, как жемчужины на нитке.

У нее самой был чудесный почерк. Она мне показывала, час-то и терпеливо, а потом, когда я с грехом пополам научилась писать, она мне выбрала несколько библейских изречений.

А теперь пребывают сии три: Вера, Надежда, Любовь; но Любовь из них больше[63].

Крепка, как смерть, любовь[64].

Птица небесная может перенести слово твое, и крылатая – пересказать речь твою[65].

Я их переписывала снова и снова. Если сравнивать разные версии одной фразы, видно, какие я сделала успехи, объясняла Бекка.

Я переписывала и гадала о смысле этих слов. Что, правда Любовь больше Веры и есть ли во мне то и другое? Правда ли, что она крепка, как смерть? Чью речь перескажет крылатая птица?

Умение читать и писать не приносило ответов на все вопросы. Оно рождало новые вопросы, а потом еще.

Помимо обучения в эти первые месяцы я умудрялась старательно выполнять и другие назначенные мне задачи. Кое-что было не в тягость: мне нравилось дорисовывать юбки, и рукава, и платки девочкам в книжках про Дика и Джейн, и я была не прочь работать на кухне – резать репу и лук для кухарок и мыть посуду. В Ардуа-холле все должны были вносить свой вклад в общее благо, а физический труд не считался зазорным. Наоборот, считалось, что ни одной Тетке не следует его чураться, хотя на поверку пыхтели в основном Послушницы. Ну а почему нет? Мы ведь были моложе.

Но вот мытье туалетов радости не приносило, особенно когда приходилось оттирать их заново, хотя они и с первого раза получились совершенно чистые, а потом еще и в третий раз. Бекка предупреждала, что Тетки будут требовать этого многократно – дело не в состоянии туалетов, объясняла она. Это проверка на послушание.

– Но заставлять нас трижды мыть туалеты – это неразумно, – сказала я. – Это пустая трата ценного национального ресурса.