Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Что же делают жены пьющих мужей и мужья пьющих жен? Что говорят дети своим пьющим родителям и родители пьющим детям? Употребляющим алкоголь, курящим сигареты, вводящим разнообразные наркотики в организм через рот, нос, в вену – что им говорят те, кто их любит? В сущности, им говорят простые, понятные вещи: «Не делай этого, это вредно для тебя, это плохо для твоей жизни! Я о тебе беспокоюсь, не делай этого, пожалуйста!» В большинстве случаев это не работает. Возможно, люди предпочитают самостоятельно принимать решения. Вдобавок к этому примешивается предвзятость, вызванная воздействием ПАВ на мозг. А также социальный контекст, который способствует употреблению никотина, этанола, тетрагидроканнабинола и других веществ. В любом случае у каждого человека есть убедительные для него причины делать то, что он делает.

Но родственников это не останавливает. Они пытаются снова и снова. Взывают к здравому смыслу, предлагают помощь, обещают поддержку. Уговаривают терпеливо, долго, мягко, полагаясь на чудо любви. Умоляют, падают ниц, целуют ноги, пытаясь пробудить хоть какие-то чувства в оцепеневшей от пьянства душе. Возмущаются, критикуют, матерят, бьют, запирают на замок. Годы идут. Борьба продолжается. Курящий, нюхающий, пьющий человек утрачивает по кусочкам свою жизнь. Его близким становится трудно доверять ему. Доверять, уважать, любить. Отношения между ними превращаются в кровоточащую рану. Но ничего не работает. Почему?

В США был проведен эксперимент, в котором участвовали правонарушители, привлеченные к ответственности за вождение в нетрезвом виде[49]. В дополнение к обычному наказанию судьи предписали им посещение публичных мероприятий, организованных «Комитетом матерей жертв вождения в нетрезвом виде» (VIP). Правонарушители потом признались, что чувствовали себя ужасно. Они испытывали растерянность, им было стыдно за содеянное, они чувствовали себя виноватыми, опозоренными. Исследование рецидивов показало, что частота повторных арестов правонарушителей, посетивших VIP, была такой же, как и у тех, кто его не посещал. Те люди, которые ранее совершили одно правонарушение и более и посетили VIP, были даже более склонны повторить правонарушение, чем те, кого не направляли на это мероприятие. Вывод: переживание чувства вины не способно помочь человеку измениться, а некоторым людям даже мешает встать на этот путь.

Может быть, дело в этом? Все попытки обеспокоенных родственников, их переживания, слова и действия несут одно и то же послание: «То, что ты делаешь, плохо», в ответ на что зависимые испытывают чувство вины, стыд, унижение. И это не способствует преодолению аддикции, а даже, возможно, препятствует. Если так, то родственники оказываются в трудном положении: выражать беспокойство им не стоит, так как это культивирует чувство вины у зависимого и никак не помогает ему, а поощрять деструктивное поведение они не могут. Выходит, нет такой коммуникации с зависимым, которая поможет ему? Тогда что, не коммуницировать вовсе? Это поможет? А что, если отказ от коммуникации, как бы жестоко это ни звучало, как раз и есть то, что способно пробудить человека от кошмарного сна аддикции?

– Я бы не бросил, – говорит мой приятель, активист движения за свободную от наркотиков жизнь. Он употреблял героин в таких дозах, что я, нарколог с двадцатилетним стажем, невольно задумываюсь, не преувеличивает ли. – Я бы никогда не бросил. Я подвел всех. Я был всем должен. У меня появились большие проблемы с уголовным миром и с законом. Но меня это не останавливало. Все отвернулись от меня, никто не хотел иметь со мной дело, я был ходячей бедой, отталкивающим, вонючим куском мяса, который все время страдал и лгал. Но я и не думал бросать. Потому что был один человек, который меня всегда принимал, – мама. Я полз домой избитый, несчастный, голодный, грязный. Она открывала дверь и встречала меня в слезах. Я смотрел на ее серое лицо, впалые глаза и думал: «Где же, где же она прячет деньги?» Где бы она их ни держала, я находил их и убегал за дозой. «Пока есть мама, я раздобуду героин» – вот о чем я тогда думал. Но случилось невероятное. Случилось то, что меня потрясло и отрезвило: однажды мама не открыла дверь. Я звонил в звонок, кричал, плакал, угрожал, но она не открывала. Она выбросила мою одежду из окна и крикнула, что у меня нет дома, что я могу больше не возвращаться. И только тогда, в момент, когда от меня отвернулся последний человек, я впервые сказал себе: «Пора завязывать, дружок, пора завязывать».