Зависимость

Не расстраивайся, кротко успокаивает меня Карл, пока мы идем по территории больницы Блегдам. Если боли не прекратятся, мы обязательно найдем кого-нибудь, кто возьмется за операцию. Возможно, прием всё же произвел на него некоторое впечатление. Дома он говорит: я выпишу тебе рецепт на таблетки бутальгина[24]. Это сильное обезболивающее, так ты не будешь зависеть от того, дома я или нет. Рецепт он выписывает на бумаге для печатной машинки и осторожно обрезает по краям. Карл с улыбкой любуется своей работой: немного похоже на подделку, замечает он, если решат проверить, можешь просто дать мой институтский номер. Почему на подделку? — интересуюсь я. Как будто ты сама его выписала, смеется он, настоящие наркоманы таким промышляют. Он часто использует выражение «настоящие наркоманы», противопоставляя их мне. Я вспоминаю, что лишь однажды видела настоящую наркоманку и рассказываю о дне, когда по приемной металась сильно взбудораженная женщина с просьбой пропустить ее к Аборт-Лауритцу без очереди. Немного погодя, продолжаю я рассказ, она вышла полностью преображенная: разговорчивая, жизнерадостная, с блестящими глазами. Да, отзывается Карл задумчиво, должно быть, она настоящая наркоманка. Оставшись одна, я разглядываю рецепт внимательнее и думаю, что его и правда мог выписать кто угодно. Отправляюсь в аптеку за таблетками и, вернувшись, принимаю сразу две, чтобы проверить их действие: может, они избавят меня от тошноты при беременности. Суббота, время послеобеденное. Лизе освобождается пораньше и забегает к нам за Кимом, который почти каждый день играет с Хэлле. После ее вопроса о странности Карла мы с Лизой друг к другу остыли. Но сейчас я прошу ее немного задержаться, чтобы посидеть, как в старые времена. Я чувствую себя счастливой, любезной, в хорошем настроении. Лизе признается: она рада, что ко мне вернулась бодрость духа. Это всё от того, что я снова пишу — единственное, что хоть что-то для меня значит, объясняю я. Готовлю для нас кофе и, пока мы пьем, расспрашиваю о ее делах, чувствуя вину из-за того, что так давно ими не интересовалась. Не очень хорошо, отвечает она, женатый мужчина — это куча дерьма, но тем не менее отпустить его я не могу. Оле на почве ревности заработал себе невроз и обратился к психоаналитику по имени Сакс Якобсен, с которой, по мнению Лизе, не всё в порядке. В прошлое воскресенье из-за внезапной болезни ребенка Лизе не смогла купить булочек к кофе, что вызвало у Оле сильный приступ. На следующий день фру Якобсен позвонила Лизе в офис. Она оказалась немкой. Но ведь мужчине doch[25] полагаются его теплые булочки, заявила она. Мы обе над этим долго смеемся, и наша прежняя симпатия друг к другу снова крепнет. Мне вдруг хочется довериться ей и рассказать об озабоченности Карла моим ухом и его идефиксе о необходимости операции. Это ужасно, произносит она в явном страхе, не позволяй это сделать, Тове, от такой операции ты оглохнешь. С моей тетей так и произошло. К тому же до знакомства с Карлом уши у тебя не болели. Нет, но теперь побаливают. Неожиданно я вспоминаю о важном письме, которое Карл получил несколько дней назад. Оно от девушки из Скельскёра: через месяц она должна родить от него ребенка и долго не писала лишь оттого, что принимала плод за опухоль. Ребенка отдадут на усыновление из уважения к добропорядочной семье девушки. Карл предлагает забрать младенца к себе, на что я отчасти уже согласилась — неважно, одним ребенком больше или меньше. Кроме того, если я усыновлю его ребенка, ему будет сложно меня бросить, но об этом Лизе я не говорю. Хорошая идея, одобряет Лизе, у которой, как и у Нади, есть склонность спасать людей, помогать им и взваливать на себя их ношу. Места в вашем новом доме хватит. Так и поступлю, отвечаю я, словно речь идет о прогулке. Карл обещал найти домработницу. Я ведь не могу и писать, и присматривать за тремя детьми. Лизе находит это разумным. Так для тебя будут готовить, произносит она и задумчиво постукивает по верхним зубам указательным пальцем, тебе это необходимо — ты очень похудела.

Она забирает Кима из сада и поднимается к себе. В ванной я принимаю еще две таблетки и сажусь писать — впервые за долгое время слова легко выходят из-под моей руки. Совсем как в старые времена, я забываю обо всем вокруг, даже о причине моего блаженства, которая хранится в склянке в ванной.