Зависимость

На следующий день он приносит большую коричневую склянку. Лучше я буду сам тебе давать, говорит он, иначе можешь запросто переборщить. Уже через несколько минут после приема мне становится хорошо: не так, как после петидина, скорее — будто я выпила много спиртного. Я бесперебойно болтаю о доме, о его обустройстве, о будущем ребенке. Посреди всего я неожиданно засыпаю и просыпаюсь лишь наутро. Можно принимать его каждый вечер? — прошу я. Да, конечно, отвечает Карл безразлично, от него ничего не будет. Но вдруг он что-то вспоминает. Дай-ка пощупаю у тебя за ухом, говорит он и давит на кость. Больно? — спрашивает. Да, отвечаю я. Кажется, я уже так привыкла лгать ему, что уже не могу остановиться. Он задумчиво прикусывает верхнюю губу. Все-таки, говорит он, я обсужу операцию с Фальбе Хансеном. Я интересуюсь, обезболят ли меня петидином. Нет, отвечает он, но после операции, чтобы унять боль, получишь столько, сколько захочешь. Он уходит, я отправляюсь в ванную и долго, пристально вглядываюсь в свое отражение в зеркале. Я и на самом деле выгляжу ужасно. Лицо исхудало, кожа сухая и грубая на ощупь. Интересно, спрашиваю я у отражения, кто еще из нас душевнобольной. Я усаживаюсь за печатную машинку — мою единственную оставшуюся надежду в этом всё более незащищенном мире. Я пишу и меня посещает мысль: петидин — всё, что мне нужно; операция же как условие входного билета в рай меня совсем не волнует.

3

Врач оперировать отказывается. После рентгена мы с Карлом мчимся к нему на новеньком мотоцикле. Карл со шлемом в руках и в кожаной куртке — она топорщится сзади утиным хвостом — пристально рассматривает рядом с Фальбе Хансеном снимки на свет. Всё в порядке, комментирует Фальбе Хансен. Я подхожу к Карлу, и во время разговора с врачом он смотрит на меня с холодным выражением серых глаз. Что касается болей, то они могут носить ревматический характер, и с этим ничего не поделать. Обычно они проходят сами по себе. Тогда Карл говорит о костях, молоточке, наковальне, стремени и бог знает о чем еще, пока я ощущаю, как надо мной сгущаются тучи: врач уличает меня во лжи. Фальбе Хансен заметно к нам охладевает. Вам не найти никого, кто возьмется оперировать, заявляет он и усаживается за свой письменный стол с отстраненным лицом. Ухо здоровое — здоровее не бывает. Я его почистил, и вашей жене больше приходить сюда не следует.