Через некоторое время мы переезжаем в готовый дом на Эвальдсбаккен в Гентофте. Кирпичное здание в два этажа полностью завершено и построено по проекту архитектора. Внизу — детская, комната для прислуги, столовая, ванная и кухня. Наверху у меня и Карла по комнате. Моя — просторная и светлая, из окна перед письменным столом открывается вид на прекрасный сад с множеством фруктовых деревьев и газоном, который Карл подстригает каждое воскресное утро. Относительно счастливое для нас лето. Нам удалось создать порядочное оформление нашему существованию, о чем я всегда в глубине души мечтала. Все заработанные мною деньги я отдаю Карлу, и, как мне кажется, он умно и экономно обращается с ними. Но в один осенний день на просьбу выписать новый рецепт на бутальгин он отвечает, семеня по комнате взад и вперед пугливыми осторожными шажками: давай подождем несколько дней, боюсь, что ты немного перебираешь с таблетками. В этот же день мне становится плохо — такое со мной уже случалось несколько раз. Озноб, пот ручьем и диарея. Ко всему прочему меня охватывает сильный страх — сердце панически колотится. Я ясно осознаю: мне нужны эти таблетки — и нахожу выход из ситуации. По какой-то причине я сохранила старый рецепт Карла — и аккуратнейше его переписываю. Отправляю в аптеку ничего не подозревающую Яббе, и та возвращается с таблетками, словно это всего лишь упаковка аспирина. Я принимаю разом пять-шесть штук — столько мне требуется, чтобы достичь того же эффекта, что некогда от двух пилюль. С туманной тревогой я осознаю, что впервые в жизни совершила что-то преступное. Я решаю больше никогда этого не делать. Но обещания не сдерживаю. В доме мы живем пять лет, и большинство из них я — зависимая.
4
Если бы я не пошла на тот ужин, не было бы и операции на ухо и, возможно, всё сложилось бы совсем иначе. В этот период Карл лишь иногда делает мне укол. Я держусь на бутальгине, и отметины на руках потускнели. То же самое и с тягой к петидину. Когда она снова проявляется — стоит лишь напомнить самой себе, что под его воздействием мне не пишется, а я очень поглощена своим романом. Жизнь на Эвальдсбаккен почти нормализуется. Днем я с Яббе и детьми, а по вечерам после ужина мы с Карлом поднимаемся в мою комнату и пьем кофе, пока Карл почти безмолвно читает свои научные книги. Странная пустота виснет между нами, и я осознаю: мы не умеем разговаривать друг с другом. Карл не имеет никакого отношения к литературе и, кажется, не интересуется ничем, кроме своей области знаний. Он сидит: трубка между неровными зубами, а нижняя челюсть выпирает так, что кажется, будто всё лицо только на ней и держится. Временами он отрывается от книги, скромно улыбается и спрашивает: ну что, Тове, всё хорошо? В отличие от других мужчин он не рассказывает о своем детстве, а на мои расспросы отвечает пустыми и бессмысленными предложениями, словно ничего не помнит. Я часто вспоминаю Эббе, его вечернюю болтовню, чтение вслух стихотворений Рильке на немецком и воодушевленное цитирование Хёруп. Лизе, которая иногда выбирается ко мне, говорит, что Эббе до сих пор переживает потерю меня и таскается с Виктором в пивную «Токантен» и другие злачные места вместо того, чтобы учиться.
Иногда заходят и Эстер с Хальфданом, но только когда Карла нет дома. Они живут в квартире на Маттеусгаде, невероятно бедно, их маленькая девочка на год младше Хэлле. Они интересуются, почему я забросила всех своих старых друзей и почему больше не появляюсь в клубе. Я объясняю это своей занятостью и тем, что художникам сложно находиться в окружении друг друга. Эстер меланхолично улыбается и спрашивает: а ты забыла наши времена в Нэкельхусет? Я страдаю от этой изоляции и жажду найти кого-нибудь, с кем могла бы по-настоящему поговорить. Я вхожу в Датский союз писателей, но каждый раз перед встречей или генеральной ассамблеей звонит Вигго Ф., чтобы уточнить, приду ли я — тогда он воздержится. Поэтому я никогда там не бываю. Кроме того, я состою в местном отделении элитарного ПЕН-клуба[26], председатель которого, Кай Фриис Мёллер — один из моих самых ярых критиков. За день до Рождества он звонит и приглашает поучаствовать в ужине в ресторане «Сковридеркро» — с ним, Кьеллем Абеллем и Ивлином Во. Я соглашаюсь. Очень хочется встретиться со всеми тремя, и вечером на привычное заманчивое предложение Карла впрыснуть порцию вещества я впервые отвечаю отказом. Он становится странно неспокойным. Если ты задержишься, я встречу тебя, говорит он. Я же отвечаю, что домой доберусь сама — ему лучше лечь спать. В любом случае хорошенько спрячь свои руки, просит он тихо. И намажься кремом, добавляет он и скользит указательным пальцем по моей щеке, твоя кожа всё еще очень сухая. Сама ты этого не замечаешь.