Я понимаю, что Дэйзи все еще находится в неведении относительно многих вещей. Это несправедливо по отношению к ней, тем более что теперь мы будем говорить свободно.
— У тебя есть какие-нибудь вопросы, Дэйзи? — спрашиваю я, ссутулившись на диване.
Она аккуратно кладет пульт на кофейный столик и садится, скрестив ноги, на пол.
— У меня есть кресло-мешок, — говорит Райк.
— Я вижу, — но она обнимает свои колени, не делая никаких движений. Её глаза перебегают на меня. — У меня сотни вопросов, но я могу подождать, чтобы задать их Лили. Я не хочу, чтобы она расстроилась, если ты откроешь что-то, что она хочет сохранить в тайне.
— Ты все равно услышишь об этом по телевидению или в таблоидах, — говорю я ей. — Она предпочла бы, чтобы ты узнала правду от меня.
Она колеблется.
— Я могу спрашивать о чём угодно?
Что угодно — очень обширное понятие, но я уверен в своей способности отклонять слишком личные вопросы. Я соглашаюсь, кивнув.
— Если это будет вопрос-ответ, то у меня тоже есть пара вопросов, — говорит Райк.
Я горько улыбаюсь.
— Конечно, как мы без тебя.
Дэйзи бросает в него ближайшую подушку.
— Это мой вопрос-ответ.
Он ловит подушку.
— Теперь ты бросаешь мои вещи, но не хочешь сесть, чертову на подушку?
— Ты настырный — тебе кто-нибудь говорил об этом?
— Я постоянно это делаю, — говорю я. — Он никогда не слушает.
Райк поднимает руки, типа
— Ну простите, если я вижу, что девушке неудобно сидеть на моем, чёртовом полу, и я знаю, как решить эту проблему.
— Не надо, — предупреждаю я его.
Мы не откроем эти шлюзы никогда, никогда больше. Я могу выдержать его дружелюбие к Дэйзи в крошечных микроскопических дозах, но когда он начинает говорить о девушках на полах и исправлении этого, это заставляет меня нервничать.
Дэйзи задает первый вопрос, что не особо то снижает напряжение в комнате. Не уверен, что после утечки информации что-то может сделать это.
— Были ли у вас с Лили свободные отношения?
Мне нравится называть наши отношения «фальшивыми», но когда мы стали притворной парой, мы
У меня нет конкретного ответа для Дэйзи, поэтому я должен объяснить, что мы делали. Как мы лгали ей и всем вокруг. Как наша дружба превратилась в нечто большее, но так и осталась чем-то меньшим.
— Ничего себе, — говорит Дэйзи, когда я заканчиваю. — И все для того, чтобы скрыть свои зависимости? Неужели вы не могли просто, ну, я не знаю, переехать в Европу?
— Мы думали об этом.
Ее лицо мрачнеет.
— Я пошутила.
Я пожимаю плечами, безразличный ко всему этому.
— Мы с Лили никогда не игнорировали тебя, потому что ты младше. Телефонные звонки, на которые мы не отвечали, ланчи, которые мы отменяли, все это было потому, что мы предпочитали пить и заниматься сексом, нежели быть рядом с людьми. Особенно с теми, кому нам пришлось бы врать.
— Это ужасно, — говорит мне Дэйзи.
— Так мне уже говорили.
— Вообще-то, я говорил тебе, что это пиздец, — уточняет Райк.
Дэйзи игнорирует его.
— Почему она сексуально зависима? Есть ли что-то, что вызвало это?
У меня пересыхает в горле, и я бросаю взгляд на дверь спальни.
Мы с Лили не обсуждали причину её зависимости, но я знаю, что она пыталась пролить свет на прошлое с Эллисон.
Лили замыкается в себе, когда речь заходит о её детстве, отказываясь рассматривать свои отношения с семьей такими, какие они есть на самом деле. Я могу прикоснуться к её болезненным воспоминаниям, не испытывая ужаса от боли, а она, в свою очередь, может сосредоточиться на моих, не испытывая чувства вины. Это симбиоз, который я осознал после многих часов терапии.
Позволяем ли мы себе открыться собственным чувствам — над этим мы оба работаем.
Мое молчание повисает в воздухе, пока я пытаюсь сосредоточиться на подходящем ответе.
Райк становится беспокойным из-за тишины.
— Я читал, что восемьдесят процентов сексуально зависимых людей подвергаются насилию в детстве. Лили...
— Нет, — отрезаю я, мой тон защитный и резкий. Мои глаза пылают тем же жаром, и я думаю, не поэтому ли Райк никогда не задавал мне этот вопрос раньше.
— Я не единственный, кто, блядь, спросит об этом, — огрызается он. — Тебе придется начать быть менее чувствительным.