Зависимые

— Ты не понял, — сказал Вадим. — Кирилл, мама не шутит. Ты поедешь в Москву и там пару месяцев походишь в школу, а если не хочешь — можешь целыми днями смотреть свои передачи. Ты пойми, мы тебе добра желаем. Правда — такая штука…

— Да отвалите уже вы оба, мне передачу надо посмотреть, — перебил его Кирилл.

— А почему ты так со мной разговариваешь? — сказала мама и схватилась за живот.

— А почему ты думаешь, что можешь запихнуть меня в самолет и избавиться от своих обязанностей? Я тебе не вещь, понятно? Я сам решу, где мне жить! Хотя знаешь, мама, ты права. Чем дальше от вас, тем лучше. Идите вы оба в жопу!

— Ты как с матерью разговариваешь?! — сказал Вадим и хотел было сделать шаг вперед, но мама взяла его за руку и сказала шепотом:

— Вадик, не начинай.

Кирилл схватил пустой рюкзак и выбежал из квартиры. Он шел в сторону автобусной остановки, распутывая клубок наушников, которые никак не поддавались: слишком уж тряслись у него руки.

Когда до остановки оставалось пять шагов, он развернулся в другую сторону. Бежал мимо стройных восьмиэтажек, свернул на улицу с частными домами и направился вдоль высоких черных заборов, на каждом из которых висела табличка: «Осторожно, злая собака!»

Собаки здесь и правда злые. Одна из них укусила Кирилла прошлым летом, и теперь на его левой икре было восемь едва заметных шрамов от собачьих зубов.

Он бежал и не знал, куда бежит, и когда остановился возле дома, где они раньше жили с мамой и папой, удивился, что ездил сюда к Сереге три остановки на автобусе. Оказывается, это совсем рядом.

Возле подъезда сидели две незнакомые ему бабушки — наверное, с первого этажа. Мама говорила, что баба Нина умерла в прошлом году и ее квартира продается. У бабы Нины в комнате висели две картины Леонардо да Винчи, она говорила, что это подлинники. Интересно, они еще там висят? Машин у гаражей еще не было — значит, рабочий день не закончился.

Кирилл посидел на лавочке, отдышался и посмотрел по сторонам: кроме двух бабушек, одетых так, будто завтра Новый год, никого.

Дверь в подвал оказалась заперта на сломанный замок. Кирилл спустился вниз по длинной лестнице и попытался включить свет, но лампочка, видимо, перегорела. В рюкзаке была зажигалка. Дверь теть-Надиного подвала стояла открытой. На полках — бутылки с настойками и самогоном. Кирилл сунул в рюкзак три бутылки и услышал чьи-то шаги.

— Юрка, твою мать, опять лампочка сгорела!

Голос тети Веры из пятой квартиры.

Кирилл прижался к стене и замер.

— Не заблудишься! — ответил голос дяди Юры. — Неси картошку, жрать охота. И огурцов банку захвати, а я за лампочкой в гараж.

Когда шаги стихли, Кирилл поднялся по лестнице и пошел в сторону подъезда Сереги.

Домой он вернулся в час ночи. На лавочке сидела парочка. Целовались. Ему тоже захотелось кого-нибудь поцеловать. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить маму, но в прихожей два раза уронил телефон и споткнулся о чемодан. На кухне достал из холодильника банку пепси, две сосиски и майонез.

Когда мама в розовой ночнушке зашла в его комнату, он сидел на кровати весь в хлебных крошках и икал.

Голова с утра чуть не взорвалась. В маминой спальне шептались, во сколько ехать в аэропорт.

— Шапку не забывай носить, — сказала мама у выхода на посадку. Самолет задерживали уже на сорок минут. — Про деньги ты помнишь?

Кирилл кивнул.

— Я потом еще отправлю, ты говори Антону, что будет нужно, он купит. Хорошо?

— Мам, во сколько в Москве «От винта!» показывают?

— Наверное, в два.

Кирилл хотел обнять маму, поцеловать в накрашенные губы, вдохнуть запах лака для волос, но стоял неподвижно и смотрел, как полная женщина кормит ребенка грудью, пряча его пеленку со звездочками.

— Как тут душно, — сказала мама.

Объявили посадку. Мама сказала что-то женщине в форме и развернулась к Кириллу:

— Я скоро приеду, сынок. Я тебя очень люблю. Ты это знаешь?

Огромный бесформенный сгусток слов, которые страшно произнести, застрял в горле. Он не мог даже по-настоящему вдохнуть: воздух останавливался где-то на полпути. В этом новом состоянии он не слышал своих мыслей.

Мама что-то шептала, наклонившись над ним, женщина-робот называла фамилии опаздывающих на рейс, плакали дети, а он стоял в этом шуме, как декорация на сцене, и не двигался. Полный видеокассет и книг рюкзак на плечах, плеер в кармане и потеющие в шерстяных носках ноги.

Кириллу казалось, что это прощание ненастоящее. Что все эти люди, занятые своими делами, улетают в реальное небо, а он нет. Такая игра: нужно пройти этот уровень — и тогда он вернется домой.

В фантазиях о будущем бесстрашный мальчик в красной шапке миллион раз улетал и в Нью-Йорк, и в Москву. Рисовал граффити на одиноких улицах, спал в парке и питался хот-догами. Но то были фантазии, коллаж из книг, компьютерных игр и сериалов.

Сосед в самолете всю дорогу храпел, и Кирилл не смог сходить в туалет, боясь разбудить его. Мама сказала после посадки идти вместе с толпой, так не потеряешься, но, когда толпа пошла к выходу, он побежал в туалет, а потом вышел и попал уже в другую толпу.

Выйдя на улицу, достал из рюкзака шапку и натянул до самых глаз.