Зависть: теория социального поведения

В «Христианских речах», написанных в 1848 г., спустя всего лишь несколько лет после того, как Кьеркегор открыл наступление эпохи выравнивания, чьи первые признаки он увидел за поколение до Ницше, встречается странное применение концепта зависти, когда вина, как кажется, переносится на того, кому завидуют, или на то, что вызывает зависть. Он пишет: «Строго говоря, вся земная и мирская собственность эгоистична, завистлива; владение ей, завистливое или вызывающее зависть, в любом случае делает других беднее. То, что есть у меня, не может иметь никто другой; чем больше я имею, тем меньше могут иметь все остальные»[286].

Даже совершенно законное владение или приобретение и даже готовность человека разделить свои земные блага с другими не в состоянии устранить того, что владение завистливо само по себе. Это, однако, не относится к духовным сокровищам. Так как они обязательно предполагают коммуникацию, обладание ими не связано с завистью и благотворно. Однако существуют и другие, менее совершенные сокровища разума, которые сами по себе не являются коммуникацией, такие, как интуиция, знания, способности, талант. Обладая ими, человек может вызвать зависть других и, следовательно, быть эгоистической личностью. «Таким образом, умный человек становится еще более умным, но в завистливом смысле, так, что он стремится извлечь преимущества как раз из того, что с ростом его ума другие становятся все глупее и глупее…»[287]

Сначала может показаться странным, что здесь Кьеркегор считает завистливым человеком владельца имущества или умения, с которым другие могут сравнивать себя в негативном смысле. Но если мы учтем, что неизбежное присутствие зависти в мире связано с тем, что один человек владеет чем-то, неважно чем, что заставляет другого ощущать недостаток этого, – а мы согласны с этим, – то такое употребление слова становится понятным.

Фридрих Ницше

Подобно Кьеркегору и Шопенгауэру, Ницше также понимал функцию зависти в человеческом обществе. Убедительность его наблюдений, вероятно, связана с его огромным опытом в качестве объекта зависти. Все его творчество, от начала до конца, содержит ссылки на проблему зависти, но чаще всего они встречаются в середине его творческого пути, в период, основным итогом которого стала книга «Человеческое, слишком человеческое». Как филолог-классик, он был хорошо знаком с греческой идеей зависти богов. Однако он был склонен идеализировать эту эпоху и, подобно Кьеркегору, недооценивать последствия проявлений зависти внутри афинской демократии. Осознание этого пришло гораздо позже и принадлежало датчанину Свенду Ранульфу. Концепты зависти и рессентимента часто встречаются у Ницше; он не использует многословных описательных выражений, и эти термины всегда понимаются в том же смысле, что и в творчестве уже описанных нами авторов. Ницше не смешивает концепты зависти и рессентимента, как, к несчастью, делают очень многие его предшественники и последователи. В своей антропологии Ницше исходит из существования постоянной латентной зависти, одной из самых глубоких человеческих склонностей, которая пробуждается, как только человек оказывается в обществе. Однако Ницше едва ли понимал неизбежность зависти, даже в тех случаях, когда различия между индивидами – членами сравнения бесконечно малы. Без сомнения, Ницше слишком занимали значительные, поразительные различия между великим и малым, между высоким и низким, чтобы он мог заметить, в какой ничтожной степени интенсивность зависти основана на объективной разнице между завистливым человеком и объектом его зависти.

Ницше-философ постулирует человека, который наконец преодолел зависть внутри себя. Для Ницше Французская революция и все последовавшие революции, идея равенства и некоторые концепции социальной справедливости были одинаково отталкивающими, как и для Гёте, авторитет которого поддерживал его. Но здесь и там мы находим у Ницше отрывки, наводящие на мысль о том, что связанная с этими мотивами и идеями социальная динамика необходима, что корни социального контроля лежат в стремлении к равенству и справедливости, или, иными словами, в завистливых импульсах, и что без них невозможно представить себе человеческое общество, каким мы его знаем. Замечательна также ясность, с которой он осознает необходимость для каждой группы («стада») создать отдушину для зависти ее членов, чтобы предотвратить разрушение группы завистью. В одном из своих афоризмов он говорит, что эту функцию взяли на себя священники. Со сверхъестественной проницательностью он предвидел, каким образом в XX столетии завистники и обиженные убедят людей, что счастье – это позор. Он буквально предугадывает проблему, над которой будет биться Поль Турнье.

Зависть у древних греков