Зависть: теория социального поведения

Если Кант так высоко оценивает благодарность по той причине, что человек неспособен полностью отплатить благодетелю, это наверняка связано с тем, что он предугадывал социальный разлад, хроническую зависть и рессентимент, которые должны возникнуть в обществе, где зависть и, следовательно, неблагодарность оказались санкционированы в качестве приемлемой реакции. Таким образом, моральная обязанность благодарности косвенно оказывает сдерживающее влияние на завистливо-агрессивные чувства. Без такого сдерживающего воздействия, которое оказывают на индивида культурный этос, представления о приличиях и религия, существовала бы опасность, что непродуманные благодеяния могли бы иметь в обществе совершенно неожиданные последствия.

Кант также описывает умонастроение, в котором должен исполняться долг благодарности, и то, как его следует исполнять: «Наименьшая степень: оказывать благотворителю равную услугу, если он может ее принять (еще жив), а если его уже нет на свете, оказывать [их] другим; [при этом] не надо рассматривать принимаемое благодеяние как бремя, от которого охотно хотели бы избавиться (ибо в таком случае облагодетельствованный стоит ступенью ниже своего покровителя и это задевает его гордость); напротив, надо уже само стремление к доброму делу воспринимать как моральное благодеяние, т. е. как представившийся повод связать эту добродетель с человеколюбием, которое вместе с искренностью доброжелательного образа мыслей представляет собой и сердечность благоволения (внимание к малейшей степени человеколюбия в представлении о долге), и таким образом культивировать человеколюбие»[264].

Большинство из нас знакомы с людьми, для которых принять помощь, дружескую поддержку, подарок, благодеяние почти невозможно. В психиатрии описаны крайние случаи такой патологической скромности. На самом деле это связано не с добродетелью скромности, а с тем, что мысль даже о минимальных обязательствах (т. е. о долге благодарности) настолько невыносима для некоторых людей, что они предпочтут показаться смешными или задеть чувства других, лишь бы ничего ни от кого не принимать. Чего боятся такие люди: своей собственной зависти или порока неблагодарности? Понимают ли они, что просто неспособны с достоинством принять естественное благодеяние, не страдая от разъедающего чувства неполноценности по отношению к благодетелю, чувства, которое разовьется в ненависть и демонстративную неблагодарность?

Шопенгауэр о зависти

У Шопенгауэра мы находим анализ человеческой порочности, который завершается исследованием зависти. Этот философ считает, что в каждом человеке есть нечто абсолютно порочное и что даже в самых благородных людях иногда будут удивительным образом проявляться приметы зла.

Шопенгауэр напоминает, что человек – единственное животное, которое мучает себе подобных ради развлечения. «Итак, в сердце каждого действительно сидит дикий зверь, который ждет только случая, чтобы посвирепствовать и понеистовствовать в намерении причинить другим боль или уничтожить их, если они становятся ему поперек дороги, – это есть именно то, из чего проистекает страсть к борьбе и к войне». Это ведет Шопенгауэра к описанию зависти: «Но сквернейшею чертою человеческой природы все-таки остается злорадство, находящееся в тесном родстве с жестокостью… Вообще же оно проявляется там, где должно бы найти себе место сострадание… в другом смысле противоположность сострадания представляет зависть, именно поскольку она вызывается противоположным поводом»[265].

В главе «О критике, суждении, одобрении и славе» Шопенгауэр подробно описывает проявления зависти. Если резкость его выражений выдает его горькое разочарование в современной ему критической философии, то некоторые из его наблюдений до сих пор сохраняют свою актуальность и значение для социологического подхода к литературе.

Он описывает зависть как «душу повсюду процветающего безмолвного соглашения и без переговоров установившегося союза всяческой посредственности против всякого единичного отличия в каком бы то ни было роде. Такого именно отличия никто не хочет знать в сфере своей деятельности…»[266]

Шопенгауэр, например, считает, что именно зависть заставляла немецких музыкантов на протяжении целого поколения отказываться признавать достоинства Россини[267].

Однако еще более показательно то, что Шопенгауэр считает необходимым сказать о способах поведения, предназначенных для того, чтобы избежать зависти: «…добродетель, скромность также изобретены только для ограждения от зависти»; он также цитирует слова Гёте: «Скромны только бедняки»[268].

У зависти, полагает Шопенгауэр, есть два излюбленных средства – хвалить то, что дурно, или, напротив, замалчивать то, что хорошо: «Всякий может хвалить только за счет собственного значения, всякий, утверждая славу за другим деятелем своей или родственной специальности, в сущности отнимает ее у себя»[269].