Зависть: теория социального поведения

В ходе первого допроса Дэвид Мэрз упорно отказывался признавать, что ему что-либо известно о жестоких ударах, нанесенных жертве. Спустя примерно час после начала допроса (который записывался на пленку), Дэвид остановил полицейских, когда они меняли кассету, и сказал: «Не надо больше тратить пленку. Я убил ее». Затем он подробно описал, как он проник в дом семьи Ходж и в другой дом, расположенный на том же участке, вечером в день убийства. Оба дома были пусты, когда он шарил в них. После совершения кражи он вернулся домой и попытался заснуть на раскладушке рядом с бассейном. Существенно то, что цемент в этом бассейне потрескался и семья не могла им пользоваться. Он пролежал без сна два часа и приблизительно в 1.30 решил вернуться в дом семейства Ходж и ударить миссис Ходж по голове».

Когда Дэвида спросили, почему он хотел ударить миссис Ходж, он не смог этого объяснить. Он несколько раз повторил: «Я не знаю». Потом он наконец сказал со слезами на глазах, что он не знает, но, наверно, потому, что другие женщины всегда были намного богаче, чем его мать. Хотя от него пытались получить более конкретное объяснение его поступка, ничего более внятного добиться не удалось. Сходство его мотива с теми, которые приводятся в романе Эжена Сю (о котором речь пойдет в 10-й главе), поразительно. Позже, в ходе допроса после следственного эксперимента 15 марта 1960 г., Дэвид сказал одному из полицейских, что если объяснить причину его преступления одним словом, то это, вероятно, будет слово «ревность»; однако, как и до этого, он был не в состоянии объяснить, почему жертвой стала мать его друга.

В 1963 г. 17-летний негр из штата Джорджия застрелил своего школьного друга. Возможным мотивом было ревнивое отношение убийцы к тому, что жертву выбрали старостой их школьного класса. Следствие обнаружило, что перед этим преступник «из зависти сорвал несколько избирательных плакатов своей жертвы»[152].

Весной 1957 г. в окрестностях города Детмольд в Западной Германии студент консерватории из Греции убил студента консерватории из Турции. По этому поводу один журналист писал: «Что стало мотивом преступления? Следствие буксовало до тех пор, пока не обнаружило, что оба молодых человека учились в консерватории в Детмольде. …Убитый был более талантливым и успешным. Среди сверстников турок тоже был более популярен»[153].

Завистливого убийцу, мотивы которого не следует путать с мотивами вооруженного грабителя, можно часто встретить в этнографической литературе о примитивных народах. Например, среди жителей какого-либо из островов Фиджи – членов команды одной лодки – могла возникнуть сильная зависть в том случае, если после долгого плавания одному из них удавалось более удачно обменять свои товары, чем остальным. Его судьбой часто становились яд и «черная магия»[154]. Следует в очередной раз напомнить, что нет никаких признаков того, что когда-либо существовали примеры примитивных сообществ – вне зависимости от того, насколько простую жизнь они вели и насколько тесно были связаны их члены – проникнутых тем духом коллективной собственности, который якобы устраняет зависть, устраняя частную собственность, как хотели бы нас убедить западные творцы утопий.

Опять-таки, зависть всегда входила в мотивы тех, кто обвиняет других в каком-либо преступлении, и тех, кто, выступая в качестве свидетеля, будет искажать свои наблюдения и показания до тех пор, пока наконец не убедит себя в том, что обвиняемый виновен. Современной криминологии известно явление под названием «преследование красавицы», подозреваемой в убийстве, – считается, что положение таких женщин не слишком улучшилось со времен процессов ведьм. До Первой мировой войны об этом писал, например, Карл Краус; его тексты были недавно переизданы Хайнрихом Фишером (Heinrich Fischer) под названием «Мораль и преступность» (Sittlichkeit und Kriminalitäd)[155].

Самая чистая форма экзистенциальной зависти проявляется во время катастроф, когда люди из зависти к другим, чьи шансы на выживание они оценивают как более высокие, выбирают один из нескольких разных способов спасения и стремятся уничтожить другие возможности выживания или побега. В своей книге «Корабль» (The Boat) Уолтер Гибсон рассказывает о том, что случилось во время Второй мировой войны, когда голландский корабль Rooseboom с 500 эвакуированными из Малайзии на борту был торпедирован посередине Индийского океана. Гибсон, один из 135 уцелевших, утверждает, что, кроме того что в одной из спасательных шлюпок пять солдат, объединившись, выкинули за борт 20 переживших кораблекрушение, те, кто сами бросались за борт, не выдержав голода и жажды, казалось, завидовали другим, стремившимся остаться в шлюпке и сохранявшим надежду выжить, с которой они сами уже расстались.

Гибсон вспоминает: «У каждого самоубийства была одна странная черта. Как только люди решались прыгнуть за борт, их, казалось, начинало раздражать то, что у остающихся сохранялся шанс на выживание.