Завхоз Вселенной

Принесли горячие блюда. Утка самая настоящая пекинская, то есть с яркой тёмно-золотистой корочкой. Как положено, подали к ней «блинчики для мандаринов», нежные, с бархатно-коричневыми пятнами прожарки. Игорёк макал кусочки утки в сливовый соус, закусывал пёрышками зелёного лука. Запивал шабли и ни о чём не думал.

Когда торжественные аккорды смолкли, у стола возникла банда цыганских музыкантов и принялась наяривать зажигательные мотивы Бреговича. «Ну наконец что-то», – удовлетворённо качал головой в такт надрывающимся трубам Игорёк.

– Хочу танцевать, – подхватилась Катька, и, пританцовывая, потащила Гошу на середину зала, где был устроен круглый дансинг.

– А мы что, лысые? – спросила Оса.

– Повалили.

Игорёк повесил смокинг на стул, взял её маленькую ладошку в свою руку, и они врезали что-то среднее между рок-н-роллом и джигой.

– Уху! – визжала Оса, когда Игорёк с кажущейся небрежностью швырял её себе за спину и ловил в сантиметрах от пола.

– Чума! – оценила она танец, когда музыка смолкла. – Пошли утку добьём.

– Пошли, – согласился Игорёк.

– Вон тот хмырь на меня нехорошо смотрит, – сообщила Оса, указав оттопыренным мизинцем на рыжего моложавого человека с комсомольским значком на лацкане смокинга. – Если бы не такое место, я бы ему рот распорола.

– Пускай смотрит. Где же ещё смотреть на женщин, как не в ресторанах? Здесь вы бываете необычно красивы.

– Вот увидишь, полезет приставать.

– Ничего, порешаем, – благодушно ответил он.

За столом Гоша трудился в одиночестве над второй порцией фиорентино. Катька уже отплясывала, как и обещала, в плане полезных знакомств, твист с респектабельным мужчиной. У того на смокинге красовался депутатский значок.

– Что, Гоша, – спросил Игорёк, – сплошные ревности?

– Да ну её…

– Гоша, друг, а что, в зеркале мы, в самом деле, похожи?

– Одно лицо. То есть моё лицо. А твоё лицо я видел утром, когда к Солженицыну собирался.

– Здесь ещё и утро бывает? Я думал здесь всегда ночь.

– Что значит ночь? Темно здесь у нас. Ты вот меня спросил, а я и вспомнил… Знаешь, когда я был ребёнком, то есть, ну не важно, я жил в другом месте. Там солнце круглые сутки. Там яблони и вишни. Я понял, отчего мне так у Солженицына нравится. У него в окне точно такой же пейзаж, только закатов там нет. Да, и как меня сюда занесло, а? Хотя Москва, столица, как ни крути.

Гоша отхлебнул кьянти, поставил бокал и подпёр рукой щёку. Лицо его приобрело трогательную задумчивость идиота. Оса щебетала что-то про большие перспективы, про то, что теперь её выведут на новый уровень заказов, на больших людей; что бригаду снова придётся сменить, и заработки будут совсем другие; а лучше, чтобы они с Игорьком и были бригадой. Игорёк кивал, мало вслушиваясь в её лепет.

Он зачем-то повернулся к окну. Что это за вспышки такие настойчивые?

На берег под прикрытием орудийного огня крейсеров и авиации выползали машины-амфибии и десантные корабли на воздушной подушке. Бежали, строча из автоматов, люди; спотыкались, падали. С башен, расположенных вдоль линии обороны, посылали в небо огненные стрелы зенитно-ракетные комплексы. Спрятавшаяся за крепостным валом артиллерия вела ураганный обстрел зоны высадки. То тут, то там поднимались фонтаны воды, гальки. Танки неудержимо двигались к укреплениям оборонявшейся стороны, плевались огнём и пулемётными трассерами.

Горели кедры и кипарисы, горела разбитая техника и человеческие тела, горели бензиновые пятна на воде. Из-за бетонной стены укрепрайона рвались в небо факелы огня. Подбитые боевые машины пехоты разрывало на части, и в огненных пузырях взлетали раскоряченные, словно лягушки, тела десантников.

Благодушие и расслабленность Игорька как рукой сняло. Из ресторана нужно было линять. «Как я этого безобразия не разглядел? Сижу, утку трескаю…»

Он посмотрел в зал, куда подевалась Оса. В танцполе её не было.

– Гоша, что это за безобразие за окном?

– Красиво. Воюют где-то. Развлечение.

– Ничего себе развлечение. Или у вас виды за окном что-то вроде телевизора?

– Не знаю. Солженицын говорил, что это где-то далеко, туда никак не доберёшься.

– Значит, где-то идёт война, а мы здесь кушаем и любуемся. Как-то это неправильно, Гоша.

– А средневековые гимны под бомбардировки – это правильно? – невозмутимо спросил Гоша.

– Ты откуда знаешь?

Гоша пожал плечами.

– Просто знаю. Сейчас узнал.

Игорёк смутился и вновь стал искать в зале Осу. Оказалось, что она сидит за столиком с тем самым рыжим джентльменом, которому грозилась порвать рот, если станет приставать.

Рыжий, сидевший спиной к Игорьку, что-то живо говорил. Оса, серьёзно наморщив лоб, слушала. Потом она кивнула, посмотрела на Игорька и поднялась.

– Есть работа, – сообщила она, усаживаясь за их стол. – Этот рыжий – серьёзный человек. Помощник министра. Статус очень высокий, засекреченный.

– Кто засекреченный? – не понял Игорёк.