Завод

Они вернулись к столику. Греков ковырял вилкой в индейке и не мог сообразить, как ее едят: вилкой или руками? Что-то едят руками. Курицу, это он помнил наверняка, а вот индейку… И соус «пикан» напоминал жирный, перестоявшийся бульон.

— Кстати, и твоя дочка похожа на тебя. — Татьяна ловко расправлялась с индейкой. — Очень похожа.

— А фигурой в Шурочку. — Греков решительно ухватился за какую-то горелую косточку, и неудачно: капли соуса брызнули на пиджак. Татьяна подала ему салфетку.

К ним подошел молодой человек.

— Вы пришли? Очень хорошо. — Он положил на край стола коричневые замшевые перчатки.

— О, большое спасибо! — обрадовалась Татьяна. — Большое спасибо. — Она спрятала перчатки в сумку и еще раз оглядела себя в зеркальце.

— Ты меня, Гена, не провожай. Все было великолепно. Просто чудесно! — Она наклонилась и поцеловала Грекова в щеку.

— А кофе? — пробормотал Греков.

— Вот кофе тут неважнецкий. — Татьяна подхватила сумочку и направилась к выходу.

Глава пятая

1

Расширенное заседание парткома проводилось в директорском кабинете. Рафаэль Поликарпович перекочевал на диван, а за широкий стол уселся Старостин, секретарь заводской парторганизации, молодой человек лет тридцати с небольшим. То и дело приглаживая вьющиеся волосы, он оглядывал присутствующих, следя за тем, чтобы где-нибудь между рядами внесенных в кабинет стульев не возник зыбкий табачный дымок. Старостин строго соблюдал регламент, держа наготове ключ. Если выступающий не укладывался в регламент, Старостин звякал ключом о графин и обращался к присутствующим с вопросом: «Ну как? Пусть продолжает или хватит?» И присутствующие в кабинете обычно отвечали: «Хватит! Чего там? И так все ясно…»

Старостин занял должность парторга «автоматически» — после внезапного ухода Киселева, как его заместитель. Киселева горком послал в Высшую партийную школу.

Сегодня на повестке был один вопрос: перспектива выполнения месячного задания.

Сквозь полусомкнутые веки Греков смотрел на очередного докладчика, начальника отдела сбыта Гмырю. Если веки медленно разомкнуть, фигура разделится на две части, словно уплывая вверх и вниз. Этот оптический фокус забавлял Грекова.

— Вы переутомились? — Лепин наклонился к нему.

Греков удивленно повернул голову.

— У вас глаза слезятся, — пояснил Лепин. Он что-то малевал в блокноте.

— Все-то вы замечаете, — недовольно произнес Греков и вытащил из кармана платок.

— Как вам сказать, вероятно, все. А чего не замечаю, о том догадываюсь.

— Любопытно. — Греков коснулся платком уголков глаз.

— Например, я убежден, что вы встречались с профессором Тищенко и вели с ним конструктивные переговоры. Конечно, это чистая догадка. Или я ошибаюсь.

— Семен, ты мне надоел, — прервал Греков.

— Тише, товарищи! — В голосе Старостина слышались строгие нотки. — Вы мешаете докладчику.

— Миль пардон! — ответил Лепин и негромко добавил — Этому докладчику помешать весьма трудно.

Однако всем была слышна реплика Лепина. Гмыря прервал свое выступление и обидчиво вздохнул.

— Это почему же мне трудно помешать? — спросил он.

— Как вам сказать, Василий Сергеевич… Очень вы хороший человек.

— Хороший человек? Это как понимать? — повысил голос Гмыря.

— Так и понимайте, — ответил Лепин и вновь уткнулся в свой блокнот.

Гмыря немного переждал, застегнул пуговицы и одернул полы своего просторного пиджака.

— Я хочу воспользоваться тем, что у нас сейчас партком… Я хочу знать, что имел в виду главный конструктор нашего завода Лепин Семен Александрович? Или он сводит со мной какие-то счеты? Я не знаю, но очень хочу это знать. А как же, товарищи? Мы работаем на одном заводе, можно сказать, едим из одной тарелки, а тут на тебе! Шпыньки, хаханьки. И даже прямые насмешки. Позвольте спросить — с чего? — Гмыря повернул покрасневшее лицо к директору. — Я больной человек. К тому же я намного старше. И детей, как говорится, с Лепиным не крестил…

Гмыря был очень расстроен. Его лицо покрылось бурыми пятнами.

— Позвольте, позвольте, Василий Сергеевич. — Директор, качнувшись большим телом, подался вперед. — Мне кажется, Лепин ничего дурного о вас не сказал. Наоборот… Вы же знаете, как уважают и ценят вас на заводе.

Обида Гмыри ни на кого не произвела впечатления. Все это выглядело несерьезно и забавно.

— А вы напрасно на тормозах спустить хотите. Тут дело поглубже. Я-то понимаю, с чего он на меня взъелся! — распалялся начальник отдела сбыта. — Его бы на мое место. Покрутился бы, умница!

Лепин продолжал что-то рисовать в своем блокноте, словно разговор шел вовсе не о нем, а о ком-то постороннем.

Павел Алехин швырнул журнал на соседний стул и, перекрывая общий гомон, произнес, обращаясь к Гмыре:

— Правильно, Василий Сергеевич! Некоторые у нас только штаны протирают, по сто раз чертежи переделывают, а другие работают с утра до ночи. Завод выручают. А над ними еще и насмехаются. Тут без руки, как говорится, без поддержки не обходится!

В кабинете стало тихо. Многие с любопытством взглянули на главного инженера.

— Вы ничего не хотите сказать, Геннадий Захарович? — пророкотал Смердов. — Что это все на вас смотрят?