Заводная девушка

– Я думал об этом. Ты была смышленым ребенком. Спокойным, любознательным. Но… без твоей матери в доме стало одиноко, а я не считал себя умеющим воспитывать детей.

Вероника промолчала. Она не помнила, чтобы отцу когда-либо было трудно с ней, даже в детстве. Наоборот, он запомнился ей добрым и внимательным: настоящим ученым. Отец не запрещал ей заходить к нему в кабинет и показывал, как творится магия. Напряженность возникла потом, когда она подросла. Кто из них изменился: отец, живущий один и становящийся все более странным, или она сама, растущая не так, как ему требовалось?

– У меня и тогда было полно работы, – продолжил Рейнхарт, вдруг почувствовав желание оправдаться. – Я не пользовался такой известностью, как сейчас. Люди в моем окружении считали неправильным, чтобы девочка жила в пустом доме, окруженная часами. Они считали, что ты нуждаешься в женском попечительстве, а поскольку я не собирался жениться вторично, монастырская школа виделась лучшим решением.

Какое-то время отец и дочь молчали.

– Ты вернулась, и теперь мы вплотную займемся твоим образованием. Наверстаем упущенное.

Рейнхарт закрыл ящик с куклой, закрыв и эту тему.

Вплоть до сегодняшнего дня Веронике хотелось спросить у отца, какой он видит ее дальнейшую жизнь, прав ли Лефевр относительно ее будущего и станет ли она отцовской ученицей. Но сейчас она понимала: это невозможно. Она даже не знала, хочет ли услышать ответ. Где-то в потаенных уголках ее ума нарастал страх. Вероника боялась, что отец обучает ее вовсе не из желания дать ей хорошее образование, а целиком ориентируясь на нужды собственной карьеры. Пытаясь унять головную боль, она стала массировать виски.

– Гляжу, ты устала, – сказал Рейнхарт. – Мы все напряженно трудились. Иди и отдохни. Завтра продолжим наши занятия.

Вернувшись к себе, Вероника села на кровать. Напротив, на каминной доске, примостилась деревянная кукла, изображавшая Христа. Эта кукла, вручаемая каждой воспитаннице монастырской школы, должна была сделаться средоточием заботы и любви. Веронике вдруг стало очень одиноко. Она посадила куклу на колени, как часто делала в монастыре, но это не принесло ей утешения и не погасило чувства одиночества.

Вспомнилось, как они с Клементиной делали из носовых платков и старых простыней кровати для кукол.

– Не понимаю, почему мой малыш должен страдать, – говорила подруга о своей кукле. – Он ведь еще ребенок.

И вдруг Веронике расхотелось думать о Клементине и монастырской жизни. Расхотелось смотреть на жалкое, дряблое кукольное тело.

– Что Ты сделал, когда я молила о помощи? Ровным счетом ничего.

Размахнувшись, она со всей силы швырнула куклу. Та ударилась о стену и упала, поломанная и мертвая.

Глава 10

Мадлен

Удары копыт по булыжникам, шарканье башмаков, осторожно закрытая дверца кареты. Мадлен заставила себя вылезти из теплой постели и сразу почувствовала ночную стужу комнаты. Глядя в щель между занавесками, она увидела знакомую карету, чьи темно-красные стенки поблескивали в тусклом свете каретного фонаря. И вновь она босиком, ежась от холода, спустилась вниз под стук собственного пульса. Но приехавшие находились в дальней части мастерской. Мадлен приникла ухом к трещине в косяке, однако услышала лишь приглушенные голоса. Потом шаги стали громче. Приехавшие приближались к двери, возле которой она стояла. До лестницы уже не добежишь. Мадлен спряталась в холле, протиснувшись между стеной и одними из напольных часов.

Она ждала, ощущая во рту горький привкус страха. Ночные визитеры подходили все ближе. Они остановились в каком-то футе от нее. Мадлен слышала их шумное дыхание, доносящееся сквозь лихорадочные удары ее сердца. От их одежды и немытых тел разило смертью.

– Если мы найдем еще что-то подходящее, дадим знать, – глухим, бесцветным голосом сказал один из двоих.

– Да. Однако пока хватит и этого.

Воцарилась долгая пауза. Мадлен зажмурила глаза и молилась. Ей вдруг показалось, что визитеры учуяли ее присутствие и вот-вот вытащат из укрытия. Но они прошли мимо, направляясь к двери. Только теперь Мадлен решилась выдохнуть. В воздухе по-прежнему пахло смертью.

Входная дверь закрылась. Рейнхарт прошаркал по лестнице и вернулся к себе. Мадлен выждала еще немного и, убедившись, что все тихо, подошла к двери мастерской и взялась за ручку. Та не поворачивалась. Мадлен приналегла. Дверь была заперта на ключ. Merde![15] Мадлен выдохнула и заглянула в замочную скважину, но не увидела ничего, кроме темноты.

Она вернулась в свою каморку, легла, накрывшись с головой, но знала, что не уснет. Торговцы трупами привезли Рейнхарту тело ребенка, которое сейчас лежало в запертой мастерской. Мадлен в этом не сомневалась. А вдруг пропавшие парижские дети попадали на анатомические столы? Предположение было вполне правдоподобным. Она уже видела мужчин подобного сорта: мертвые рыбьи глаза, грязные руки. Мадлен слышала об их занятиях и обоняла их запах смерти. Зачем копаться на вонючем кладбище, когда на улицах полно дармовой свежей плоти?