Заводная девушка

Пока Жозеф закрывал шкаф, Мадлен успела заметить еще одно знакомое лицо с пустыми глазницами. Лицо Вероники.

* * *

Мадлен проснулась оттого, что Эдме настойчиво стучала в ее дверь, и вылезла из постели. Наступило второе марта – день, когда мадам де Мариньер намеревалась приехать за заказом. У Мадлен оставалось всего два дня на получение нужных Камилю сведений. Снедаемая нарастающим страхом, она почти целую неделю практически не смыкала глаз и ничего не ела. Все ее попытки что-то подсмотреть и разнюхать не давали желаемого результата. Только отдельные кусочки головоломки, а их было недостаточно. Она написала Камилю, рассказав о масках в шкафу и о визите богатой заказчицы в серебристых одеждах. Мадлен сообщала, что Рейнхарт остается в мастерской до глубокой ночи, а сама мастерская приобретает все более хаотичный вид.

Пока к нему никто больше не приходил. Никаких ночных визитов и ничего такого, о чем я могла бы вам рассказать. Никаких признаков странных опытов я не видела, хотя почти круглосуточно наблюдаю за обстановкой в доме.

Мадлен не получила ни ответа, ни дальнейших вопросов. Молчание Камиля становилось все более зловещим. Она представила, как разгневается мать, узнав, что дочь, которую она и так считала никчемной, снова не справилась с заданием.

От недосыпания перед глазами Мадлен плавал туман. Взяв кувшин, оставленный Эдме, Мадлен умыла лицо, выполоскала рот, затем, намочив тряпку, вымыла подмышки и между ног. Интересно, как мылась эта загадочная мадам де Мариньер? Она представила цепочку лакеев, наполняющих горячей водой медную ванну, пар, вкусно пахнущий экзотическими маслами и душистым мылом. Мадлен слышала, что богатые моются чуть ли не каждую неделю, хотя и находились те, кто считал это опасным. Она вытерлась, оделась, представив на мгновение, что надевает не пожелтевшую нижнюю юбку и платье из грубой шерсти, а шелковую рубашку, подвязки, усыпанные бриллиантами, и расшитое серебром платье с накидкой из меха горностая.

– Мадлен! – рявкнула вернувшаяся Эдме. – Какого черта ты прохлаждаешься?! Уже почти шесть часов.

Мадлен открыла дверь. Пухлое, уставшее лицо поварихи было похоже на ком перебродившего теста. Все мысли о бриллиантах улетучились из головы Мадлен, и она поспешила вниз – растапливать камин в гостиной.

Доктор Рейнхарт не вышел к завтраку. Он заперся в мастерской, запретив входить туда кому бы то ни было, включая и свою дочь. Мадлен стояла у двери, пытаясь понять, чем он занимается, но слышала лишь потрескивание дров в камине и высокие, пронзительные звуки. Наверное, это был писк механической птички.

Вероника беспокойно ерзала на стуле, не замечая, что ее café au lait[12] стынет.

– А вдруг ей не понравится то, что мы сделали? Вдруг она вообще не приедет?

– Приедет, – ответила Мадлен.

Она могла побиться об заклад: мадам де Мариньер устроила Рейнхарту проверку и захочет увидеть результаты. Вот и Камиль явится через два дня, дабы подтвердить ее провал.

Мадлен не ошиблась. В одиннадцать часов утра мадам де Мариньер влетела в холл. В ее волосах поблескивали бабочки, усыпанные драгоценными камнями. Она вновь была в серебристых одеждах.

– Полагаю, cadeau[13] уже готов?

Доктор Рейнхарт, держа в руке красный бархатный футляр, повел заказчицу в гостиную. Мадлен видела, насколько он изможден, словно работа над серебряной птичкой высосала из него жизненные силы. Вероника последовала за отцом; Мадлен и Жозеф остались у двери. Виктор стоял у них за спиной на цыпочках и вытягивал шею, чтобы лучше видеть. Когда мадам де Мариньер уселась в кресло, Рейнхарт открыл крышку футляра. Внутри лежала сверкающая шкатулка, украшенная серебряной филигранью и эмалью, инкрустированной перламутром, бриллиантами, опалами и изумрудами. Доктор Рейнхарт открыл боковую стенку шкатулки и достал миниатюрный ключ. Ключ он вставил в едва видимое отверстие в передней части и повернул пять раз. Опустив шкатулку на стол, Рейнхарт нажал на другую сторону. Крышка шкатулки открылась, и все увидели серебряную птичку, хлопающую тонкими крылышками. Мадлен затаила дыхание. До этого она видела много отдельных частей шкатулки, но совсем не представляла, как все выглядит в собранном виде. Птичка крутилась на насесте и пела. Ее очертания, движения и голос были такими же, как у настоящей голубой сойки, только эту пташку украшали топазы и сапфиры, а глазами служили кусочки черного янтаря. «Просто чудо!» – подумала Мадлен.

– Восхитительно! – захлопала в ладоши мадам де Мариньер. – Вы только посмотрите на нее! Волшебное создание.