Заводная девушка

– Полиция ищет пропавших? Это же прямая обязанность полицейских.

– Наверное, ищет.

Как же, будет полиция их искать! Она могла бы рассказать Веронике, что полиция обращает внимание на бедных, только когда те начинают досаждать: попрошайничать, драться или бунтовать из-за хлеба. Мадлен взглянула на чистое личико Вероники, и ей захотелось спросить: «Мадемуазель, почему вас это так волнует?» Впервые за все время нахождения в этом доме Мадлен стало тяжело от возложенного на нее задания. Разве порядочно обманывать зеленую девицу и дурачить всех остальных? Конечно, ее поведение диктовалось необходимостью, но насколько легче было бы ей, окажись Вероника типичной богатенькой барышней – эгоистичной и с каменным сердцем.

Прошло еще три дня, а Мадлен так ничего и не узнала. Рейнхарт продолжал работать с бешеной скоростью, целиком сосредоточившись на автомате для мадам де Мариньер. Жозеф привел в дом своего малолетнего друга по имени Виктор. Эдме не возражала: из-за важного заказа Жозеф не справлялся со всеми делами.

– Его хозяин – скорняк. Пьет не просыхая. Мальчишке нужен дополнительный заработок, – сказал Жозеф, когда вечером они уселись играть в карты.

– И дополнительная кормежка, – проворчала Эдме, оглядев Виктора. На тощем мальчишечьем лице выделялись большие глаза. В ухе болталась серебряная сережка. – Никак хозяин держит тебя впроголодь?

– Ему не до меня, мадам, – пожал плечами Виктор. – Он больше заботится о своей глотке. А я сижу тихонечко, как мышка, и жду, когда он нагрузится. Тогда я пробираюсь в кладовую. – Мальчик взял еще одну корзиночку с вареньем и улыбнулся Эдме. – Но там особо не покормишься. Не сравнить с вашим угощением, мадам повариха. Здесь я чувствую себя королем.

Эдме хмуро посмотрела на него, однако ее щеки покраснели. Она пила мальчишечью похвалу и млела. Беря карты, Мадлен украдкой взглянула на мальчишку. «Далеко пойдет», – подумала она.

– Виктор, а сколько тебе лет? – спросила Мадлен.

– Вроде одиннадцать. Я уж два года как в Париже.

Значит, когда его привезли, ему было немногим больше, чем Эмилю сейчас. Мадлен вдруг подумала о племяннике. Наверное, ворочается в кровати, совсем один. Ее замутило. Если в ближайшие десять дней она не добудет необходимые Камилю сведения, придется возвращаться домой с пустыми руками и без надежд на будущее Эмиля.

Мадлен выложила свои карты: король червей, королева бубен… Если Камиль и его влиятельные хозяева вообще оставят ее в живых, позволив вернуться к племяннику.

Насытившийся Виктор ушел. Эдме поднялась к себе. Мадлен осталась на кухне вдвоем с Жозефом, чтобы сыграть в пикет.

– Жозеф, сколько тебе было, когда ты попал во Францию?

– Десять. Меня, десятилетнего мальчишку, запихнули в мешок и продали.

Мадлен представила ужас десятилетнего ребенка, засунутого в мешок, и сыпь на коже от соприкосновения с грубой мешковиной.

– Боже, у кого поднялась рука посадить тебя в мешок?!

– У многих поднялась бы, если бы им хорошо заплатили. – Жозеф продолжал смотреть в свои карты. – Малолетний раб – хорошая живая игрушка. Такая же, как попугай или ручной тигр. Но мальчишки, как и попугаи с тиграми, мечтают вырваться на свободу. Особенно когда их бьют.

– Ты пытался убежать?

– Да. В двенадцать лет. Я сбежал от прежнего хозяина, но городская стража меня поймала и вернула ему. И жить мне стало намного хуже… пока доктор Рейнхарт меня не нашел.

– Где?

– Мой прежний хозяин торговал лекарственными снадобьями. Как-то Рейнхарт заглянул к нему и увидел меня. Когда мне исполнилось четырнадцать, он меня выкупил.

– Почему? – прищурилась Мадлен.

Жозеф заметил ее удивление:

– Знаю, доктор Рейнхарт многим кажется странным. Поначалу и я так думал. Я вообще боялся, что он меня сварит и съест. – Жозеф улыбнулся Мадлен, и у нее сжалось сердце. – Но я много лет прислуживаю ему и могу сказать: внутри он человек добрый. Он заметил следы побоев на моем теле, увидел, как прежний хозяин обращается со мной, и решил положить этому конец. Могу еще сказать, я его заинтересовал.

– Чем?

– Идем, я тебе покажу.

Жозеф повел ее в комнату, соседствующую с мастерской. Мадлен поморщилась, снова увидев распухший человеческий зародыш в банке, змею, свернувшуюся кольцами, и хрупкий скелет летучей мыши. Лакей подошел к шкафу в углу, вынул связку ключей, нашел нужный и открыл дверцу.

Головы. Шкаф был полон восковых масок. Их тут лежало не менее двух десятков: маски детей и взрослых. И у всех – пустые глазницы. Жозеф указал на одну из них. Мадлен поняла: это маска с его лица, сделанная из воска землистого оттенка. Ей сразу вспомнились посмертные маски с лиц повешенных преступников.

– Зачем ему эти головы?

– Для изучения, как выглядят люди разных национальностей и разного возраста. Взгляни. – Он указал на маску, лежавшую рядом с его собственной. – Это индеец. Их еще называют аборигенами. Рейнхарт потому и заинтересовался моим лицом, что таких в его коллекции не было. Я отличался от других, понимаешь?

Мадлен почувствовала, как рука инстинктивно потянулась к лицу. Пальцы коснулись шрама.

– Понимаю.