Мадлен застыла, едва отваживаясь дышать. Она смотрела на купидончиков, озорно глядящих с потолка, на позолоченные мечи, щиты и весы правосудия, украшавшие стены. Да уж, дождешься правосудия от парижской полиции и такого, как Николя Берье. До нее долетали приглушенные голоса обоих. Чем дольше она здесь стояла, тем тошнее ей становилось и тем отчетливее Мадлен сознавала, как выглядит сама: немытые волосы, заляпанная грязью одежда и лицо со шрамом, успевшее запачкаться за время похода сюда.
Наконец Берье обратил на нее внимание:
– Подойди сюда.
Пока Мадлен шла к столу, Камиль повернулся лицом к ней:
– Монсеньор, это и есть Мадлен Шастель, которую я послал шпионить за часовщиком.
– Я знаю, кто она.
Мадлен почувствовала холодные щупальца страха, обвившие затылок. Она стояла, сжав руки. Глаза Берье шарили по ней.
– Расскажи, что именно тебе удалось узнать, – велел он. – Насколько понимаю, вчера вечером ты отправила Камилю свое донесение.
Мадлен сосредоточила взгляд не на Берье, а на точке у него за спиной. Ощущая себя механической куклой, она рассказала об опыте с воробьями, о волшебной шкатулке, о ночных визитах провонявших трупным запахом торговцев мертвецами и о вскрытии тела, привезенного ими во второй раз.
Когда она говорила про обезглавленных воробьев, Берье вскинул брови. Все остальное в ее рассказе оставило его равнодушным.
– Анатомы, – пробормотал он. – Диковинная публика. Но в этом нет ничего необычного и тем более неестественного. Порхание механической птички – хитроумный трюк, который ты не сумела распознать. Что еще можешь сказать?
Мадлен смешалась:
– В общем-то, больше ничего, монсеньор.
Этим ее наблюдения и в самом деле исчерпывались. Больше ей ничего не удалось обнаружить.
– Итак, опыты с воробьями – это единственные опыты, которые ты видела?
– Да.
Берье и Камиль переглянулись. Как показалось Мадлен, ее слова что-то им подтвердили.
– А кто бывает у него дома?
– В основном ремесленники. Те, кому он заказывает отдельные части для часов и автоматов. Редко когда приходят покупатели.
– Так-так, – нетерпеливо махнул рукой Берье. – А кто еще? Какие-нибудь странные друзья. Кого он приглашает на ужин?
В этот момент Камиль чихнул. Берье поморщился.
– У него редко бывают гости. Кого я видела несколько раз – так это доктора, месье Лефевра.
– Вот как. – Берье изогнул накрашенную бровь. – И о чем они говорят?
Мадлен облизала пересохшие губы:
– Да все про науку. Про электричество и кровопускание. Скучные это разговоры. Еще я слышала, как они обсуждали душу: является она частью тела или нет.
– Что еще?
– Как-то они говорили про человека по фамилии Вокансон. Сказали, что его постигла неудача.
– Это механик, который сделал гадящую утку, – пояснил Камиль.
– Послушай, я прекрасно знаю, кто он такой. И я бы не сказал, что его постигла неудача. – Берье вновь повернулся к Мадлен. – А другие их разговоры? Что-то про политику? Про короля?
– Я слышала, что Лефевр дает королю уроки, но об этом они говорили мало.
– А что именно?
– То, что Лефевр помогает его величеству вскрывать мертвых животных из королевского зверинца.
– И ты ничего не слышала про заговор, подстрекательство к мятежу и прочие опасные речи?
– Нет.
– Ты вполне уверена?
– Такого я от них не слышала, хотя подслушивала при каждом удобном случае. Заниматься только этим я не могу. Дел по дому хватает.
Берье взял серебряный ножичек и принялся очинивать перо.
– Итак, ты говоришь, что, кроме Лефевра, гостей у Рейнхарта не бывает и круг его друзей очень узок. Выходит, он странная особа?
– Пожалуй, да. Он почти все время проводит в мастерской, изобретая разные вещицы.
Вещицы, которых другим не повторить.
– Очень занятый человек. – Берье выдавил из себя улыбку. – А что ты можешь сказать о его дочери?
У Мадлен снова пересохло в горле.
– Что именно вы желаете знать, монсеньор?
– Есть ли у нее странные привычки? Может, она поддерживает какие-то необычные знакомства?
– Нет, я так не думаю. – У хозяйской дочери имелись странности, но о них Мадлен решила умолчать. Она почувствовала непонятное желание защитить Веронику и не сболтнуть лишнего. – Эту девушку по-настоящему интересует лишь чтение и учеба да еще постройка собственных машин.
Мадлен подумала о почти пугающей целеустремленности Вероники. В характере дочери Рейнхарта было что-то такое же острое, как нож Берье. Она видела руки Вероники, покрытые кровью вскрываемого трупа, слышала, как та смеялась, глядя на человеческое сердце. Эти двое ошибались, считая девушку наивной, но о своих наблюдениях Мадлен умолчит.
Камиль и Берье смотрели друг на друга.
– И в его переписке нет ничего подозрительного?
– Затяжная дискуссия о долготе и нескончаемые банальности, – ответил Камиль. – Чертежи, споры о свойствах материалов и так далее. Все это невыносимо скучно. С другой стороны, письма могли быть зашифрованы.
Берье в очередной раз устремил взгляд на Мадлен:
– Каково твое мнение об этом человеке? Тебе он кажется опасным?