Едва войдя, Вероника сразу поняла, кто к ним пожаловал. Это широкое миловидное лицо с крупным носом она видела на портретах, в книгах, газетах и на монетах. Он был в ярко-синем бархатном камзоле с золотыми пуговицами. Большие карие глаза смотрели хитро и коварно. Да, тот самый человек с портретов, но постаревший, располневший, с распухшими губами, словно его ужалила пчела. Это был король.
– Монсеньор, позвольте представить вам мою дочь Веронику. Сожалею, что у меня до сих пор не было возможности показать ее при дворе.
Рейнхарт встал. Вероника, охваченная паникой, низко, как учили ее монахини, поклонилась. Правда, она так и не овладела искусством поклонов.
Выпрямившись, она увидела, что Людовик глядит на нее с полуулыбкой.
– Как я понимаю, мадемуазель Рейнхарт, отец занимается вашим обучением.
У нее сердце ушло в пятки.
– Да, ваше величество.
– Я все пытаюсь убедить Рейнхарта передать обучение Вероники мне, – сказал Лефевр. – Как-никак я имею более современные представления об анатомии. Но он упорно отказывается меня допускать.
Король продолжал смотреть на нее, поедая, словно кусочек торта. Вероника почувствовала, что у нее вспотел лоб.
– Вы непременно должны брать уроки у Лефевра. Он знает о человеческом теле все, что надлежит знать. Он понимает пульс жизни.
И снова эта полуулыбка на припудренном лице, словно король видел ее сквозь платье и рубашку, видел не только тело, но и мышцы.
Вероника сделала второй реверанс, не столь глубокий. Должно быть, ее щеки стали пунцовыми.
– Да, сир. Благодарю вас.
Внимание короля вернулось к отцу.
– Если не ошибаюсь, доктор, вы учились в Jardin Royal?[20]
А потом на часовщика?– Совершенно верно. В юности я жил в Невшателе и постигал азы механики под руководством местного часовщика. Узнав, что мои склонности не ограничиваются часами, он и посоветовал мне отправиться во Францию изучать анатомию.
Мадлен вошла в гостиную с серебряным подносом, где стояло блюдо с засахаренными сливами и кофейник. Когда она ставила поднос на стол, Вероника заметила, что у горничной дрожат руки. Мадлен тоже поняла, какой гость к ним пожаловал. Обе удивленно переглянулись. Вероника с ужасом ощутила, что ее разбирает смех. К счастью, это состояние тут же прошло.
– Мне хочется побольше узнать о ваших исследованиях и ваших механических диковинах, – сказал король.
Вероника увидела, что теперь гость смотрел на Мадлен, на ее узкую талию, маленькую грудь и странный шрам, уродующий лицо. Неужели его величество показывал свое истинное нутро? Видя изящество мадам де Помпадур, Вероника предположила, что и король отличается утонченностью и изысканностью манер, а также незаурядным умом. Но от человека, пришедшего к отцу, веяло грубой похотливостью и опасной властностью.
– Мы с Лефевром обсуждали возможность постичь анатомию через повторение того, что создано природой.
– Вы абсолютно правы, ваше величество, – согласился Рейнхарт. – Это наилучший способ познания.
– Меня особенно интересует воспроизведение реальной жизни. Я много слышал о ваших изобретениях и хочу их увидеть, – заявил король. – Должен признаться: мало что доставило мне столько удовольствия, как утка, способная переваривать пищу. Вокансон сделал мне ее несколько лет назад.
Рейнхарт нахмурился, а Лефевр засмеялся:
– Механическая утка, способная гадить. Гордость Франции. Надеюсь, сир, теперь он строит более полезные машины?
– Да. Прялки и некоторые другие важные изобретения. – Людовик помолчал; его лицо вдруг приняло серьезное выражение. – В общем, это прелюдия к тому, о чем я хотел с вами поговорить, доктор Рейнхарт. Вы покажете мне кое-что из своих изобретений, а я поделюсь с вами одним замыслом. Он… весьма деликатного свойства.
– Разумеется, сир, – с поклоном ответил Рейнхарт. – Прошу за мной.
Он повел короля и Лефевра к выходу из гостиной. Веронику доктор не позвал. Но у двери король обернулся и улыбнулся ей:
– Надеюсь, мадемуазель, мы еще встретимся. Я даже в этом уверен.
Отец не посвятил Веронику в предмет их разговора с королем, но о чем бы ни шла речь, это сильно взбудоражило его. Едва король удалился, Рейнхарт принялся снимать с полок книги, затем торопливо написал письмо и отдал Жозефу, велев отнести письмо немедленно и дождаться ответа.
После этого они с Лефевром заперлись в мастерской, потребовав, чтобы их не беспокоили. Увидев огорченное лицо Вероники, Лефевр сказал ей:
– Не принимайте это близко к сердцу. Король приказал сохранять все в строжайшей тайне, и мы вынуждены подчиниться.