Тралмейстер Губарев сидел на крышке люка, жадно курил и тоже следил за ваерами. Он первый увидел, как две чайки, тянувшие к берегу, круто развернулись и низко, почти цепляя крыльями воду, стали заходить в корму. Потом он увидел, как невесть откуда появились еще две. Это было совсем хорошо.
Губарев обернулся к барабанам лебедки, куда плыли ваера, мгновенно отметил по толщине намотки, на какой глубине идет трал, и понял, что маневр чаек не случаен: они уже видели трал, знали, что это такое, и ждали добычу. "Через минуту-полторы должен всплыть",- прикинул Губарев, щелчком отправив за борт окурок, и потянул из кармана пачку "Беломора": снова хотелось курить. "Неужели опять пустые?.. Ну, тогда не знаю,- вдруг с тоской подумал он. - Тогда я не для этих мест рыбак. Не пойду больше... На Азовское уйду, там меня не обманешь.,."
- Даешь сардину! - раздался высокий мальчишеский голос с верхней палубы, и сразу отовсюду, перебивая друг друга, понеслось ликующее, звенящее:
- Есть! Есть!
- Всплыл!
- Всплыл, ребята!
- Есть рыба!
- Что я говорил?! Нет, что я говорил?! - кричал в исступлении гидроакустик Кадюков, наступая грудью на капитана.
А в кильватерной струе среди шипящих пятен пены качалось что-то большое, блестящее на солнце, непривычное еще и долгожданное - трал с рыбой. Он подтягивался все ближе и ближе, все яснее и яснее белела его наружная крупноячеистая сетка, все четче проступала за ней внутренняя - мелкая и темная, туго-набитая рыбой. Вот уже по слипу загрохотали бобинцы, все сразу заглушив: и лебедку, и винт, и радость.
Губарев взглянул на бобинцы, увидал, как блестят их бока, надраенные кораллами и песком, и рассеянно отметил про себя: "Порядок, значит, трал шел прямо по дну..."
- По дну шел! - крикнул он, не глядя, тронув за руку соседа. Это был Айболит. - По дну шел,- повторил, стараясь перекричать грохот, тралмейстер и улыбнулся доктору такой счастливой детской улыбкой, что Иван Иванович даже растерялся.
- Поздравляю вас, поверьте... я... поздравляю от всей души,- волнуясь, сказал Айболит, но Губарев не услышал его.
А трал уже подтягивали на стропах, уже тяжело и медленно, с тяжелым шорохом вползала по слипу его тугая, щедро сочившаяся водой туша. Гремел голос вахтенного, гнавшего всех с кормовой палубы, тарахтели моторы подъемных стрел, фыркали, поперхнувшись первой водой, пожарные рукава, готовясь вымывать из трала рыбу. Все пришло в возбужденное движение. "А торопиться некуда,- счастливо подумал Губарев. - Вот она! Никуда она теперь от нас не уйдет... Тонн восемнадцать верных..."
Ваня Кавуненко двумя ударами ножа распорол завязку мотни, и рыба - что-то густое, плотное и ярко блестевшее - выдавилась из трала, как серебряная краска из тюбика.
- Чистая! Чистая, Пал Сергеич! - кричал мастер рыбцеха Калина, протягивая капитану две горсти рыбешек. Сардина хрустела под его сапогами, как снег в морозный день.
Загремели крышки люков, рыбу сгребали к ним лопатами, и шла она очень легко, ребята скользили по густой слизи, хохотали, а Витя Хват чуть сам не угодил в люк. Палубники, на вахту которых пришелся долгожданный трал, побежали одеваться без всяких команд и распоряжений.
Юрка Зыбин прыгал в коридоре у своего шкафчика на одной ноге, все не мог попасть в штанину. Фофочка ждал его, уже одетый: штаны "БУ", новые кирзовые сапоги, новый клеенчатый фартук прямо на голом теле и белые нитяные перчатки, -
Как я? А? - игриво спросил Фофочка и покрутил над головой рукой в перчатке.
- Д'Артаньян, - весело ответил Юрка и попал наконец в штанину. -
Надо обязательно так сфотографироваться, - уже серьезно и озабоченно сказал Фофочка.
- Обязательно, - поддержал Зыбин. - С акулой, которой ты раздираешь пасть. Да зачем фотографироваться? Отлейся в бронзе... Пошли...
Он не стал надевать сапоги. Сапоги ему достались худые, а в худых сапогах стоять в воде даже хуже, чем без сапог.
Направляясь вместе с Фофочкой в рыбцех, Зыбин неторопливо думал, где поставит его мастер, что предстоит ему делать, и прикидывал, куда встать самому, если случится выбор.