— Костя,— вмешалась Тоня.— Остановись.
Костя налил в фужер воды и выпил.
— Ты бы потанцевал с нами. Костик. Есть у тебя совесть?
Аня закинула руки за спинку стула и рассматривала танцующих.
Ее платье с поперечными полосками кофейного и кремового цветов натянулось на поднявшейся груди. Аркадий пригласил ее танцевать. Наверно, этого делать не следовало. Именно во время танца, ощущая руки друг друга, они оба почувствовали отчуждение.
— Пить хочу,— сказала Аня.
Аркадий смотрел, как она пьет. «Аня очень красивая,— говорил он себе.— Аня очень красивая».
— Смотри,— Тоня показала в толпу,— вон тот высокий, видишь? Это Шемчак, главный металлург. Из-за него Валя с завода ушел.
— Валя? И бросил свою селитру?
— Что Валя? — услышала Лера.— Выгнали его?
— Нет, оскорбился и сам ушел.
— Это тот — Шемчак? — спросила Аня.— Сейчас он меня пригласит.
— Он и не смотрит в нашу сторону,— сказала Тоня.— Он меня боится.
— Что-то не верится, что он умеет бояться,— возразила Аня.— Ага. Наблюдайте.
Шемчак посмотрел вокруг себя и, как будто не заметив их, направился в сторону, но неожиданно оказался перед Аней.
— Разрешите?
Она подмигнула своим за его спиной.
Аркадий следил, как появляется и исчезает в толпе летящее платье Ани, и вдруг сообразил, что не любит ее.
«Она ведь меня тоже не любит. Но она этого не знает. И ей не нужно любить, а мне нужно. Что-то у меня не получается... Я словно пытаюсь подобрать по себе какие-то очки и все никак не подберу их».
Он смотрел на плотную толпу танцующих. Кругом — улыбающиеся лица. Вот пара: она очень полная, как почти все женщины здесь, но кожа лица упруга, на щеках симпатичные ямочки; он массивен, хорошо сложен, могучая шея багрова. Оба едва передвигают ноги, переваливаются с боку на бок и буднично разговаривают с соседней парой. Разумеется, улыбаются.
Аркадию казалось, что они все говорили громче чем надо и смеялись больше чем надо, ему казалось, они стыдятся себя, своего неумения самозабвенно веселиться.
— ...она красивая. — Тоня обращалась к нему, он только теперь это заметил, но Тоня махнула рукой и повернулась к Косте: — Сними галстук, не страдай. Никто не смотрит, чего тут. Ну, потанцуем?
— А он отличный парень! — Появилась Аня.— Шемчак ваш. Со- вершенно некомплексованный!
Лера посмотрела в зал и сразу угадала:
— Вон тот?
— Конечно, вы, комплексованные, таким завидуете! Аркадий, воды! Ох, слышите, слышите, что они делают? Это же танго. Я так соскучилась по танго..
Шемчак, улыбаясь, заторопился к Ане, поклонился, прищелкнул каблуками. Оркестр неожиданно замолк, и Шемчаку пришлось остановиться. В этом неловком положении, не допуская паузы, из которой с каждой секундой выбраться было бы все труднее, он уцепился за Тоню как за спасение.
— Салют, Антонина! Смотри, сегодня все литейщики здесь собрались. И Корзуна я видел.
Тоня простила ему «салют». Это он ради Ани старается. А он теперь уже мог разговаривать с Аней:
— Мы с Антониной Михайловной ужасные враги, но иногда заключаем перемирие.
— Не может быть,— сказала Аня.— У нашей Тонечки не может быть врагов.
Они построили на Тоне мост, по которому приближались друг к другу.
— Но она может быть врагом, и очень безжалостным, поверьте. Конечно, в хорошем смысле, по-принципиальному. Сколько мы с тобой, Антонина, знакомы?.. Представляете, Аня, что зеленым юнцом я пришел в цех и попал под начало Антонины Михайловны. Это было ужасно, тем более что я сразу в нее влюбился...
— А теперь ты начальник,— сказала Тоня.— И это еще ужаснее, тем более что я в тебя не влюбилась.
— Вы большой начальник? — спросила Аня и посмотрела на Аркадия и Леру.
Разговор затягивался, и их молчание становилось неловким.
— Очень маленький,— засмеялся Шемчак.
— Впустую скромничаешь,— сказала Тоня.— Ты действительно небольшой начальник.
— Мы же договорились — вечером перемирие,— шутливо напомнил Шемчак.
Оркестр опять начал танго. Шемчак снова вытянулся перед Аней, склонился, прищелкнул каблуком. Брагины смотрели, как они, обнявшись, поплыли по залу.
Тоня вздохнула.
— Это он-то некомплексованный? — удивилась Тоня.— Да скажи ему, что у него туфли немодные, он ночь не заснет.
— Это похоже,— сказала Лера.— Но, наверно, он все-таки спит спокойно, да?
Была ночь, когда Аркадий, доставив Аню к ее родителям, возвращался домой. Он вышел из такси и не стал подниматься в пустую квартиру, а присел на крыльце.
Когда-то, другой ночью, много лет назад, мальчишкой, он залез с приятелями в яблоневый сад, и их обнаружил сторож. До сих пор Аркадий помнит свой ужас, когда он мчался по неровной, разбитой дороге вместе со всеми и в темноте слышал за собой топот и дыхание здоровенного мужчины. И одна-единственная мысль была у него: только не быть последним, только не быть последним. Сторож поймает последнего, остальные убегут. И, задыхаясь, он кожей спины чувствовал: «Не быть последним».
И сейчас ему казалось, что все люди живут с этой единственной мыслью.
Глава восьмая
Антонина Брагина