Завоевание 2.0. Книга 5

Индейцы уходят. Сумерки сгущаются. Все, испанцы в атаку не пошли. Индейцы быстро возвращаются, ответа нет. На нет, и суда нет. Ночью дежурим по двухчасовым сменам. Лучи света от моих прожекторов рассекают темноту тропической ночи. Кривобокая луна на небе сияет также достаточно ярко. Дрожащие огни костров бросают на наш лагерь багровые отблески. Неизвестность изматывает. А если завтра утром пойдет дождь, когда ублюдки пойдут в атаку, то нам придется бежать, потому что аркебузы не будут стрелять. Нужно было, наоборот, спровоцировать испанцев на атаку с ходу, так было бы намного лучше. Быстро сделал дело и потом свободен. Нет же, решил еще раз все проверить, вот теперь сиди и дрожи. Один раз, среди ночи облако светлячков или зажженных фитилей спровоцировало нас на заполошную стрельбу из фальконетов, но скоро все прекратилось. Только солдат перебудили. Еще минус минуты важного отдыха.

Но как бы то ни было, все когда-нибудь заканчивается, закончилась и эта тревожная ночь. Никто на нас не напал и мы пока живы. Народ неспешно начинает строится для сражения. «Но мне дороже втрое, чем птицы, нивы и сады, палаток белые ряды, когда готовы к бою, плечом к плечу, за рядом ряд, стрелки и латники стоят». Послать испанцев в задницу, или сходить на переговоры? Дело сегодня будет кровавое. Ладно, схожу, после легкого завтрака. Наряжаюсь, как перед выходом из Мехико, с варварской пышностью в свой лучший костюм попугайских расцветок («понты» и «марафет» сейчас ценятся дороже всяких денег), беру с собой Герхарда и Ефима и немного выходим вперед. Отбываем номер. А нет, из рядов противника вышли и трое испанцев.

Один в черной сутане церковника (кто бы сомневался), два других военные. Сразу понятно, что с церковью никакой компромисс не возможен. Сам римский папа отдал эти земли испанскому королю, а я кто такой? А римский папа сейчас кто такой? Приятель Карла? Надеюсь, не по гомосексуальным утехам. Ваш римский папа значит для меня не больше, чем гнилое бревно. Иду и тихо злюсь, сам на себя. Держать ли мне язык за зубами? Двое военных испанцев могут оказаться искусными бретерами. Но и у меня Герхард не промах, может и двоих прихлопнуть, особенно если Ефим ему в этом поможет. Немец один стоит двоих или даже троих нормальных людей, он двигается с неожиданной для его размеров скоростью. А уж святого отца я, как-нибудь, прибью самостоятельно. А как на Востоке мудро говорят: «промолчишь при виде наглеца, так он еще и осла к тебе введет».

Но все же обе группы останавливаются, немного не доходя друг до друга. Чтобы побыстрей покончить с этим неловким моментом я быстро говорю, что испанцы могут спокойно покинуть остров, я дам им такую возможность. И все награбленное они могут забрать с собой. Я не в претензии.

Главный из испанских переговорщиков- достойное духовное лицо, был человек лет пятидесяти, рост его был почти равен его необъятной толщине. Он имел большое сходство с пивной бочкой, к которой приделали небольшие ноги. Фиолетовый нос, толстые губы и румяный цвет лица придавал его физиономии слишком игривое выражение. Как было сразу заметно, по своим внутренним качествам он не отличался от большинства испанских монахов: то есть был невежественен как рыба, любил выпить, полакомится, поухаживать за дамами, и обожал всякие суеверия.

Естественно, это существо с воображением дятла, сразу попыталась прервать мои речи, возопив:

— Да хранит Вас бог.

— Он то нас хранит, а Вы тут при чем? — искренне удивился я, с холодным бешенством во взгляде.

— Богохульник — побагровела испитая рожа монаха — У нас убивают и за меньшие оскорбления!

Мне вдруг очень захотелось, со всего размаха двинуть толстого монаха сапогом в морду…Мерзкий зверек…Но, я сдержался.

— Однако довольно болтовни! Мы тут, кажется, не теологические споры собрались обсуждать? — намекнул я, не желая доводить дело до абсурда — у нас еще и другие дела имеются. Мы пришли сюда, только для того, чтобы защитить свои права, свои земли и привилегии, принадлежащие нам по людским и божеским законам. Фламандский пройдоха обманом захватил трон, принадлежавшей нашей законной королеве Хуане, тем самым бросив нам вызов, и тем самым он бросил вызов Богу.

Более старший из присутствующих испанских военных, одетый в красный дублет, делавший его более чем заметным, хранил угрюмое молчание, однако на его скулах заиграли желваки, а мышцы рук угрожающе напряглись…Это был могучий, хорошо сложенный, хотя и немного дородный человек с кустистыми бровями и густой бородой, некогда имевшей темно-рыжий цвет, но теперь под влиянием прожитых лет, перипетий судьбы и капризов погоды поблескивающей сединой. Единственным украшением служили драгоценные камни на рукоятке его меча, на могучие плечи был наброшен плащ винного цвета. Мрачный взгляд черных глаз на неприятном лице был сродни взгляду змеи. Похоже, этот недоумок решил, что один лишь вид столь знатной и могущественной особы должен устрашить всю армию вторжения. К моему сожалению, он не успел представится.