Скорее всего, это сам Мануэль де Рохас и есть. Напыщенный осел, уже считающий себя новым аделантадо Кубы. И, уж конечно, корона наместника этого огромного острова слишком легка для мудрого чела Рохаса. Он грезит о более весомой короне, мечтая стать вице-королем Нового Света, но путь к этому венцу должен был начаться здесь, на высохших лугах на подступах к Барракоа. Его люди готовы указать моим солдатам, где их место. В аду.
А вот другой из вояк встрепенулся. Это был молодой человек, лет двадцати пяти, с тонкими аристократическими чертами лица, дышащими умом и смелостью. На нем был изящно сидевший военный костюм, выдававший в нем кавалериста. Все понятно, мальчишка, принадлежит к одной из знатных и древних испанских фамилий, получает почести, словно из рога изобилия просто по праву рождения, так как в этой стране военные почести иногда достаются не за что, а уважение со стороны штатских (мирного населения) обуславливается скорее боязнью, чем симпатиями. Яркий персонаж.
— Луис Менендес де Гангора, к услугам Вашим — важно произнес молодой капитан, и его черные выразительные глаза заблестели- Мы польщены, оказанной нам честью, которая доказывает Ваши добрые намерения, но Ваше предложение, весьма лестное для нас, нам определенно не подходит. Мы же — испанцы!
В его словах ощущалась любовь к Родине, и гордость за свой народ, стремление приложить все силы для распространения могущества Испании, хотя труд сей, был малодостижим, не говоря уже о его неблагодарности. У-тю-тю, так и хотелось почесать этого щенка за ушком.
— Тогда позвольте откланяться — я тоже умею быть резким — и пусть сам Господь, о котором так недавно упомянули и я и толстяк, которого вы притащили с собой, рассудит наш спор, кому надлежит владеть Кубой! Пусть на этом поле свершится Божий суд!
— Амен- проблеял глумливым тоном, обрадованный таким исходом дела толстый монах- Мы попросим прощения у Бога и друг у друга и, приготовимся умереть за свою веру, которую мы все поклялись защищать.
Монах произнес эти слова, и на его помятом лице появилось выражение блаженства. Он явно надеялся на лучший исход, так как испанцев было намного больше, чем нас. К наступлению ночи испанские мечи станут мокрыми от крови, пленникам будет тесно, а мятежники против короля и матери-церкви будет сломлены навсегда. Что же, надежды у Вас есть, а вот шансов — никаких. После этого примирение сторон стало невозможным, и высокие договаривающиеся стороны разошлись. Как говорится: «Я эмир и ты эмир. А кто же тогда будет свиней пасти?»
В свое время Морган писал в своих мемуарах: «За всю свою жизнь я не встречал ни одного испанца, который, как я убежден, не назвал бы меня, по меньшей мере раз сорок дурнем Христовым, если бы я попытался заявить, будто Карл V на протяжении 24 часов не дергал весь земной шар за ниточки, а затем начиналось…»
Прихожу к своим, и первым делом переодеваюсь — парадный костюм мне еще понадобится, он не для сражений. К тому же яркие цвета сделают меня слишком заметным на поле боя. Натягиваю высокие сапоги, кожаные штаны, достаточно плотные, чтобы отклонить пришедшийся вскользь удар меча, а поверх чистой льняной сорочки я повесил распятие, освященное в соборе Сантьяго-де-Компостела, месте погребения самого святого Иакова. Не то, чтобы я отличался чрезмерной набожностью, но на войне атеистов не бывает. А как всем известно, всякий носящий распятие святого Иакова, сына грома, отойдет в мир иной в своей постели, сподобившись отпущения грехов, фирма это гарантирует.
Что же, начнем и мы, в это знойное утро. Больше я время впустую терять не намерен. Мои немцы соскучились по сражениям, были уверены в себе и чудовищно хороши в своем деле. Я же намеревался победить не благодаря численному превосходству, сколько полагаясь на ум и изощренную тактику, хотя большинство моих военачальников по старинке решительно предпочитали полагаться на силу и напор. Открываем огонь из фальконетов и аркебуз с мушкетами. Раздается частая канонада, клубы едкого порохового дыма накрывают наши позиции. Огневой рубеж не позволял добиться устойчивого накрытия противника. Но порох мы, как всегда, не экономим, хоть кого из врагов немного ранит, уже хорошо.
Тем более, у испанцев большинство — вот пусть они и атакуют. Мы то на этот смертельно опасный ежик, ощетинившийся пиками, ни за какие коврижки не пойдем. Как говорится: «Не беги на пики мальчик, будет кровь и синяки. Мушкетер согнет свой пальчик, и умрут твои враги!». А вот стрелять мы можем хоть целый день, без передышки.