Однако если территориальные завоевания России в результате кампании Паскевича были невелики, то политика в отношении населения была вполне значимой. В письме, датированном 4 декабря 1828 года, Нессельроде просил Паскевича иметь в виду желательность покорения христианского населения завоеванных провинций с целью дальнейшей колонизации Имеретии, Мингрелии и других регионов. Паскевич с готовностью согласился по возможности реализовать предложения Нессельроде, правда, в виду он имел несколько иные конечные цели. Он целиком и полностью поддерживал идею удержания большой части турецкой территории – вплоть до нынешней линии границы – и в письме императору от 11 января 1829 года писал: «Мы можем победить врага при помощи наших войск; но удержать завоеванное можем, только завоевав доверие населения». Поэтому, следуя интересам российской политики, он всячески поощрял естественные надежды и чаяния турецких армян. В результате этого к концу войны этот несчастный народ оказался в таком положении, что, если бы его оставили на милость мусульман, он был бы обречен на гонения и гибель. Гуманность Паскевича не поддается сомнению. Она выгодно отличала его от большинства прославленных русских командиров, и в данном случае она проявилась в полной мере. За несколько лет до описываемых событий Паскевич по распоряжению Николая I вершил судьбы нескольких сотен восставших крестьян в Липецке. Там он просил милости для крестьян, сказав, что «никогда еще гуманность и милосердие не приносили вреда». И теперь, хорошо зная все весомые аргументы, которые могут быть выдвинуты против такой политики, он получил разрешение от императора взять с собой в обратный путь всех тех, кто боялся оставаться; более того, он велел распределить между нуждавшимися запасы продовольствия и большую часть из 100 000 червонцев (300 000 рублей), которые были предназначены для выплаты курдам, исходя из предположения, что многие из них перейдут на службу России. Он скоро был удивлен огромным количеством потенциальных беженцев, практически всего армянского населения, но не мог оставить их на растерзание туркам. Был создан эмиграционный комитет, было израсходовано огромное количество денег, и, когда его армия вновь перешла турецкую границу, вместе с ней шли 90 000 мужчин, женщин и детей, бегущих от «грядущего гнева»[80]
.Кампании Паскевича, проведенные в Закавказье, отличаются от кампаний его предшественников по преодоленной территории, числу задействованных войск (особенно с турецкой стороны), великолепной дисциплине и прекрасному поведению русских солдат, но прежде всего выделяются успехами, достигнутыми в результате этих кампаний. Мы не ставили перед собой задачу раскрыть причины этих успехов, однако вкратце можно сказать следующее: они стали результатом не столько разумности его политики, новизны и гениальности тактики, сколько тщательной подготовки кампании, которая позволила ему в нужный момент дать волю своему военному гению. Говоря о турецкой войне, Монтейт говорит: «Благодаря отличной организации всего, что было сделано, армия была отменно обеспечена продовольствием и амуницией, а сила войска не истощалась ненужной поспешностью, даже когда того требовали обстоятельства. Как только все приготовления заканчивались, не допускалось ни малейшего промедления, войска не испытывали ненужного напряжения, которое так часто губит армию или в лучшем случае замедляет ее движение. Численность армии, задействованной при взятии Эрзерума, была наполовину меньше, чем требовалось, однако благодаря гению князя Паскевича поход закончился триумфальной победой».
В последующие годы во время Польского восстания (1831–1832), Венгерской кампании (1843) и начальной стадии Крымской войны Паскевич проявил (хотя, как всегда, с успехом) то, что его критики называли «чрезмерной осторожностью», из-за чего считается, что его военная слава несколько померкла. Под стенами Силистрии (27 мая 1854 года) он был тяжело контужен и был вынужден покинуть пост главнокомандующего. Два года спустя он скончался. Если мы попытаемся непредвзято оценить его характер, то не следует забывать, что из-за вражды, существовавшей между ним и Ермоловым еще с 1815 года, почитатели последнего всегда относились к Паскевичу с явной несправедливостью. Так, господин Берге, редактор нескольких государственных газет, писал: «Не задавая вопросов о роли Паскевича в тех событиях, которые произошли в его время на Кавказе, мы можем сказать, что «легко было пожинать лавры того порядка, в котором пребывала страна после Ермолова, и того духа Екатерины и Суворова, которым была проникнута армия», – и так, по крайней мере, граф Дибич говорил генералу Сабанееву, которого встретил на линии, возвращаясь из Грузии в Россию. Ответ был очевиден: «Если бы было легко пожинать лавры в 1826–1827 годах, то почему Ермолов не сделал этого сам?!» Но Дибич не был сторонником Паскевича, и можно предположить, что он сам с радостью занял бы место Ермолова.