Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860

Представление о последнем пристанище Шамиля можно получить из следующего описания. Перпендикулярные укрепления, венчавшие скальные стены, возвышались с каждой стороны на высоту от 900 до 1500 метров. Западная верхняя точка возвышалась над уровнем моря на 2350 метров. Внутри этих стен в земле были сделаны углубления, а центральный гребень спускался от самой высокой точки. Полностью отгороженный от хаотично возвышавшихся гор, хорошо обеспеченный питьевой водой, имеющий возможность выращивать овес, ячмень и другие культуры, Гуниб в дни, когда еще не существовало дальнобойных орудий, был естественной крепостью, которой не хватало лишь хорошего гарнизона, чтобы стать неприступной. Однако по зрелом размышлении становилась очевидной полная безнадежность попытки Шамиля защитить его силами всего лишь четырехсот человек. Кстати, его штурмовали одновременно несколько рот и даже батальонов в десяти местах, и вполне достаточно лишь упомянуть, что на каждую штурмующую колонну приходилось всего лишь 40 защитников, если бы они были сосредоточены в одном месте. А они были рассредоточены по всему периметру в 20 верст маленькими группами, причем каждая была изолирована от других. С 40 000 защитниками Гуниб мог бы быть неприступным; с четырьмястами – успешная оборона была исключена. По крайней мере одной из колонн удалось бы взять эту крепость, и тогда все защитники должны были собраться в одной точке, оголив остальные позиции.

Палатка Шамиля стояла посередине плато лицом к узкой стороне горы, выходящей на Кара-Койсу, и, когда Барятинский въехал на плато, он, должно быть, видел движение в русском лагере и восторженные крики солдат, приветствующих своего любимого командира. Без сомнения, его одолевали мрачные и горькие мысли. 30 лет прошло с тех пор, как, горя религиозным фанатизмом и любовью к свободе, он вместе с Кази-Муллой поднял знамя священной войны. Все это время он оставался верным своему делу и самому себе. При жизни первого имама он служил ему с редкой преданностью и только чудом не разделил его судьбу. Во время короткого правления Хамзада он также демонстрировал редкую верность, хотя и сам мог бы претендовать на то, чтобы стать преемником первого имама. Глава правоверных с 1834 года, он достиг потрясающего успеха, и это было в основном его личной заслугой. Теперь, после трех десятилетий борьбы против колоссальной мощи России, он оказался перед лицом окончательного поражения и винил в этом самого себя. С этим выводом не может не согласиться беспристрастный историк: его собственная жестокость во многом спровоцировала падение, но главные причины неудачи находились вне его контроля.

Мы знаем, что мюридизм начался как движение, нацеленное на религиозную реформу, основанную на мистических идеях тариката. Но мистицизм хорош только для отдельных людей и не может принять форму веры или управлять судьбой стран. По мере распространения движения его лидеры скоро увидели, что для массы сторонников они должны подогнать свое учение под основы шариата. А с того момента, когда они поставили перед собой цель – политическую независимость, светский элемент стал неизбежно преобладать над духовным, и закон Мухаммеда стал инструментом земных устремлений и амбиций. Это был естественный процесс, и русские авторы не правы, когда обвиняют лидера мюридов в лицемерии или когда отрицают наличие патриотизма у горцев лишь на том основании, что у них он был ограничен узкими рамками общин, на которые с незапамятных времен было разделено их общество.

Шамиль потерпел поражение, потому что победить было просто невозможно. С самого начала он должен был сражаться не только против России, но и против гораздо более серьезного врага – внутренней междоусобицы. В силу обстоятельств он не мог победить ни одного врага, ни другого. Если бы весь Кавказ был населен одним народом, то под руководством такого лидера он, безусловно, выстоял бы против любой внешней силы. Как бы то ни было, частичный успех, который сопутствовал усилиям Шамиля по объединению Кавказа, был достигнут благодаря тому факту, что он все время вел героическую борьбу за независимость: ничто более не могло бы примирить гордых горцев с таким деспотизмом. И все же в конце, по иронии судьбы, только Россия получила выгоды от всех его усилий и борьбы. И сам Шамиль первым понял это, когда был в ссылке в Калуге. Он признал, что жестоко насаждаемые им административные меры облегчили русским завоевателям поддержание мира в регионе, который они с таким трудом завоевали. Однако он до некоторой степени приучил племена к дисциплине, научил их сражаться вместе за общее дело, несмотря на явную враждебность друг к другу. Получается, как это ни парадоксально, что мюридизм был не врагом, а инструментом русского господства.