Когда рыцари боевого отряда графа Фландрского увидели, что граф де Сен-Поль и мессир Пьер Амьенский не отошли вслед за ними, все равно по какой причине, они подошли к графу и сказали ему: «Сеньор, вы совершаете весьма постыдное дело, не выступая вперед, и знайте, что если вы не двинетесь, мы не останемся верны вам!». Когда граф Фландрский услышал эти слова, он пришпорил своего коня и вслед за ним все остальные и они так пришпорили, что нагнали боевой отряд графа де Сен-Поля и мессира Пьера Амьенского, и когда они нагнали его, то поскакали рядом с ним голова в голову; а боевой отряд монсеньора Анри скакал позади. И боевые отряды императора и наши боевые отряды сблизились настолько, что арбалетчики императора с легкостью стреляли в наших людей, а наши арбалетчики одновременно стреляли в людей императора, и осталось преодолеть лишь небольшой холм, который находился между императором и нашими боевыми отрядами, и императорские отряды стали взбираться на него с одной стороны, а наши — с другой. И когда наши ратники достигли вершины холма и император увидел их, то он остановился и все его люди тоже, и они были так ошеломлены и ошарашены тем, что наши боевые отряды шли такими ровными рядами, прямо им в лоб, что не знали, на что решиться. Между тем, пока они пребывали в растерянности, другие боевые отряды императора, которые были посланы в обход лагеря французов, повернули обратно и соединились с другими отрядами императора в долине. И когда французы увидели все до единого боевые отряды императора собравшимися вместе, они молча остановились на вершине холма и только спрашивали себя, что же собирается делать император; графы и знатные люди из трех боевых отрядов посылали гонцов друг к другу, чтобы держать совет, что им делать: пойти ли им на сближение с войсками императора или нет. И они не решались подступиться туда, потому что были весьма далеко от своего лагеря, и если бы стали сражаться там, где был император, то те, кто охраняли лагерь, не увидели бы их и не смогли бы прийти им на подмогу, коль скоро в ней возникла бы надобность; а с другой стороны между нами и императором был большой канал, большой проток, по которому в Константинополь поступала вода[233]
, так что если бы они перешли этот канал, то они понесли бы большие потери в людях; вот почему они не решались двинуться туда[234]. А пока французы вот так советовались между собой, император отступил в Константинополь; и когда он туда явился, то был весьма сильно порицаем женщинами и девицами за то, что не вступил в сражение со столь малочисленной ратью, какой были французы, имея столь великую тьму людей, какую он привел[235].Когда император отступил, пилигримы тоже вернулись в свои палатки, скинули доспехи, и когда они сложили оружие, то венецианцы, которые плыли на нефах и кораблях, пришли спросить у них о новостях и сказали: «Ну, ей-богу! А мы-то слышали, что вы сражаетесь против греков, и очень испугались за вас и и вот явились к вам на подмогу». А французы ответили им и сказали: «Право же милостью божьей мы очень хорошо действовали, ибо мы двинулись навстречу императору, а император не решился схватиться с нами в бою!». И французы, в свою очередь, спросили о новостях у венецианцев, а те им ответили: «Ей-богу, сказали они, мы здорово атаковали греков и вступили в город, взобравшись на стены, и мы подожгли город, да так, что большая часть города сгорела».
И вот, пока французы и венецианцы толковали друг с другом, в городе поднялся очень сильный ропот, и жители города сказали императору, чтобы он избавил их от французов, которые подвергли их осаде, и что если он не сразится с ними, они пойдут и обратятся к молодому человеку, которого привезли французы, и поставят его своим императором и сеньором.
Когда император услышал такое, он обещал им, что завтра даст бой французам, а когда приблизилась полночь, император бежал из города, прихватив с собой столько людей, сколько мог увести[236]
.