Завоевание рая

— Это одобрение относится лишь к вашим военным действиям. Министр не может потакать нарушению закона, а вы очень хорошо знаете, что раз французский флаг взвился над городом, он подчиняется генерал-губернатору. Как только вы вступили в город, вы должны были передать ключи от складов и казны, а также торговые книги Компании королевским комиссарам; но вы предпочли вручить их господину вашему брату.

Командир вздрогнул и заскрежетал зубами от ярости.

— Если бы я знал, кто осмеливается заподозрить меня и моего брата, — вскричал он, сжимая кулаки, — я раскроил бы ему рожу, распорол бы ему живот, растоптал бы его ногами!..

И моряк, вне себя, извергнул поток ругательств, с которыми, по грубости и силе, вряд ли мог соперничать последний из матросов.

Г-н Фриэль не смутился и возразил, немного повысив голос:

— Подозревают ли вас, сударь, я не знаю; но ваш брат слишком хорошо известен. Вам лучше было бы отдать ключи последнему офицеру, нежели ему. Книги кассы нигде не могут найти: это уже достаточно сильная улика против него, если не прямое доказательство.

Ла Бурдоннэ сделал движение, как бы желая броситься на Фриэля, но вдруг гнев его остыл: в комнату вошел посланный.

Он принес письмо от Дюплэ. Командир сел за стол и начал читать его.

В этом письме, написанном сплошь его рукой, губернатор Индии еще раз, в самых трогательных выражениях, умолял ла Бурдоннэ отказаться от этого призрачного договора, столь пагубного для интересов Франции. Он говорил с ним как брат с братом — в каждой строчке сквозило его полное бескорыстие, глубокий здравый смысл и чувство долга.

Читая это письмо, столь благородное и убедительное, ла Бурдоннэ испускал глубокие вздохи. Окончив его, он опустил голову на руки и, впав в какое-то расслабление, принялся плакать, как ребенок.

Фриэль, который из скромности отошел на несколько шагов в сторону и стоял неподвижно, скрестив руки, сделал жест изумления; депутаты обменялись взглядами, а Бюри сказал вполголоса:

— Он уступит.

Но д’Эспремениль презрительно пожал плечами.

Командир принялся ходить большими шагами в глубоком раздумье. Потом, приходя снова в какое-то непостижимое волнение, вызванное, очевидно, нервной лихорадкой, он опять принялся плакать.

— Успокойтесь, сударь! — сказал Фриэль. — Не поддавайтесь до такой степени горю; уступите нашим просьбам, и все уладится само собою.

— Нет, нет, я не могу от него отказаться! — вскричал адмирал голосом, прерываемым рыданиями. — Если нужно, пусть меня ведут на виселицу. — Он спохватился, взглянув на свой орден св. Людовика. — Я положу голову на эшафот. Я желал добра. Я думал, что имею власть, и не хотел поступать с англичанами, которых считаю молодцами, со всею строгостью. Я отвезу к подножию трона мою бескорыстную службу и мою невинность.

И слезы снова полились из глаз адмирала.

— Право, — сказал Бюсси на ухо Кержану, — мне ужасно тяжело видеть, как плачет этот неустрашимый моряк.

Но д’Эспремениль, которого эта сцена, видимо, раздражала, подошел к ла Бурдоннэ.

— Сударь, так вы твердо решились не внимать нашим просьбам?

— Ничто не заставит меня изменить решение, — отвечал командир, поднимая голову. — Я дал слово англичанам — и сдержу его.

— В таком случае, сударь, я должен сказать вам с сожалением, что мирное поручение окончено и нам остается только передать вам приказания.

Бюри выступил вперед, ла Бурдоннэ, который не знал его, при виде его красно-голубого мундира с золотыми нашивками, подумал, что он приехал из Франции. Невыразимый ужас изобразился на его лице, которое стало бледно, как его напудренный парик.

Бюри подал ему бумагу верховного совета, которая утверждала его полномочия. Затем он приказал растворить двери, так как все должны были слышать его заявление.

Капитаны кораблей и различные офицерские чины быстро наполнили комнату.

Тогда секретарь начал читать первое постановление верховного совета, объявлявшее, что договор о выкупе, заключенный ла Бурдоннэ без полномочия и к тому же с пленными, не имеющими права вступать в договоры, лишен всякого значения и потому признается несуществующим. Второе постановление учреждало провинциальный совет в форту Сен-Жорж и назначало д’Эспремениля комендантом и губернатором форта и города Мадраса.

Ла Бурдоннэ слушал с величайшим вниманием, и легкое дрожание нижней губы выдавало его страх. Но, когда он увидел, что все эти декреты исходили из Пондишери, а не из Франции, он совершенно ободрился и даже рассмеялся самоуверенно.

— Так вы воображаете, что я приму ваши приказания и подчинюсь им? — вскричал он. — Знайте же, что в Индии я не признаю ничьей власти. Я держусь моего указа и распоряжений министра, которые предоставляют мне полную свободу действий.

— Вы заставляете нас еще раз повторить вам, что всякое завоеванное место подчиняется власти генерал-губернатора. Вы, который состоите также губернатором французской колонии, должны это знать лучше всякого другого.