Завоевание рая

— Возможно ли это!

— Это верно. Верховный совет Пондишери, на котором председательствует мой дядя, в качестве губернатора Индии, выставил адмиралу всевозможные доводы, чтоб убедить его, что этот столь пагубный договор о выкупе ничего не стоит, если даже будут выполнены все его обязательства, так как он заключен с военнопленными; и что в таком случае ни одно обязательство не может быть выполнено.

— Это очевидно.

— Это очевидно для всех, кроме г-на де ла Бурдоннэ, так как он остался глух ко всем советам. Для меня ясно, что он получил от англичан миллион, с условием возвратить город за цену призрачного выкупа и что этот миллион уже в верных руках.

Бюсси встал, бледный и дрожащий от негодования.

— Ах, сударь! Возьмите назад ваши слова! Не обвиняйте в такой низости француза, подобного героя, или я буду считать себя оскорбленным вместе с ним.

— Я еще больше люблю вас за ваш великолепный гнев, — сказал невозмутимо Кержан. — Но я ни слова не могу взять назад, потому что говорю не на ветер. Наш герой — корсар, вот и все.

— Но, в конце концов, какие же у вас доказательства?

— Слушайте! — сказал Кержан, глотая замороженный щербет. — Четыре самых богатых банкира из армян были арестованы как заложники; вдруг их отпустили. Англичане говорят открыто, что «их послали за маленьким подарком для генерала».

— Англичане выдумали эту клевету.

— Я знаю еще лучше, или, пожалуй, хуже, — сказал Кержан.

— Так как мой кошелек был почти пуст, — что часто с ним случается, — а меня обуревали тысячи желаний, которые мне хотелось удовлетворить, то мне пришло в голову пойти к одному еврею в Мадрасе, о котором я слышал, и заключить через его посредство один из тех несчастных займов, которые разоряют семейства. К счастью для меня, еврей был в очень дурном расположении духа и вовсе не намерен был открывать мне своей мошны. Мне ужасно было досадно на эту неудачу; но я ничего не мог добиться от жида, кроме признания, что был сделан налог в сто тысяч пагод, чтобы заплатить французскому генералу за его снисхождение, и что на его долю пришлась огромная сумма в семь тысяч пагод — вопиющая несправедливость, которую никогда не осмелились бы совершить, если бы он был христианин или хотя бы армянин. Теперь, мой друг, хотите верьте мне, хотите нет. Если события не убедят вас, вы можете поддерживать обвинение в клевете; и я готов дать вам удовлетворение.

— Простите, — сказал Бюсси, протягивая руку молодому офицеру. — Но это был удар в сердце; я был поражен этим ужасным открытием.

Кержан крепко пожал руку своего товарища.

— Повторяю, — сказал он. — Ваше негодование увеличивает мое уважение к вам.

— Может быть, еще не все потеряно? — сказал Бюсси после долгого молчания. — Опьянение внезапным богатством, конечно, вскружило голову командиру, но он возвратится к своему долгу и образумится.

— Пора бы ему образумиться! Ведь его эскадре угрожает большая опасность на рейде Мадраса в данную минуту: скоро наступит муссон, этот период ужасных бурь, который бывает у нас ежегодно; если адмирал не уберет свои корабли, они погибнут.

— Это правда, — сказал Бюсси. — Они уже давно должны были уйти.

— Это еще не все, — заметил Кержан, — Карнатикский набоб, свирепый Аллах-Верди, приказавший убить своего питомца, чтобы занять его место, скалит зубы на губернатора французской Компании и спрашивает, по какому праву он берет Мадрас? Мой дядя отвечал, что берет его, чтобы отдать ему, собираясь отдать его, разумеется, в том виде, в каком ему будет угодно, т. е. совершенно разрушенным. Но так как он присоединил к своему ответу много редких птиц и персидских кошек с голубыми глазами, то набоб временно успокоился. Однако, если город не будет возвращен в назначенное время, он снова разгневается и может броситься на нас со своей армией, как снег на голову.

Шум торопливых шагов на лестнице прервал беседу двух молодых людей. Вошел негр, в сопровождении ливрейного лакея, который передал Кержану письмо.

— А, это от моей кузины, г-жи Барнваль, — сказал он, поспешно ломая печать. Он громко прочел записку:

«Приходите скорее, мой дорогой кузен: сейчас явилась депутация из Пондишери. Ее прислал Дюплэ и верховный совет».

— В дорогу! — вскричал молодой офицер, надевая шпагу. — Битва начинается. Пойдемте и вы, Бюсси: приглашение касается также и вас.

— Кто это г-жа Барнваль? — спросил последний, следуя за своим товарищем.

— Падчерица моего дяди Дюплэ. Она вышла замуж за английского коммерсанта и живет в Мадрасе. Это очаровательная женщина, истая француженка душой.

Когда они вошли в залу, где собравшиеся депутаты вели оживленную беседу, г-жа Барнваль бросилась навстречу к Кержану.

— Идите скорее, кузен! — сказала она ему тоном, в котором проглядывало сильное беспокойство, несмотря на ее веселый вид. — Мне нужен рыцарь, чтобы защитить меня: вообразите, этот страшный командир хочет овладеть моей особой, чтобы сделать меня заложницей.

Но она остановилась в изумлении, видя, что Кержан был не один.