Завоевание рая

— Ах, господин мой! — воскликнул пария, падая на колени. — Неужели ты можешь обращаться ко мне с такими речами, зная, кто я? Они для меня точно свежий источник для окаянного. Ах, за то, что ты их произнес, если даже ты и отречешься от них потом, делай со мной, что хочешь. И если моя жалкая жизнь может тебе пригодиться, возьми ее, я тебя благословлю!

— Мне не нужно так много, — сказал Бюсси, тронутый безумной радостью, которую вызвали у этого человека его слова. И он мягко прибавил:

— Как тебя зовут?

— Подобные мне называют меня Наиком. Для других у меня нет имени.

— Итак, Наик, скажи мне, где я?

Пария с беспокойством оглянулся вокруг. Он увидел, что его товарищ, бесшумно вернувшийся после ухода брамина и доктора, спал, растянувшись в углу. Тогда он тихо ответил.

— Ты, господин, находишься в ограде дворца бангалорской[3] царицы.

— Бангалорской царицы? Так это ей я имел счастье оказать помощь сегодня? — живо спросил Бюсси.

— Я ничего не знаю.

— Не охотилась ли она?

— Это возможно.

— Скажи же, скажи мне, что ты знаешь о ней?

Бюсси жадно склонился к парии, продолжавшему стоять на коленях.

— От нее до меня может дойти очень немного, — сказал Наик. — Тем не менее дождь падает и для последнего насекомого: и мне удалось уловить несколько капель ее славы. Говорят, что она храбра, как воин, и образованна, как брамин. Ее отец и оба брата были убиты в сражении против одного маратского вождя; она — единственная дочь и наследница отца. Но корона, конечно, тяготит ее, и она помолвлена с одним могольским принцем.

— Помолвлена?

У Бюсси сжалось сердце и он впал в раздумье. Минуту спустя Наик продолжал:

— Если ты ее спас, господин, если ты ради нее рисковал жизнью, то каким образом ты находишься здесь, в невольничьем квартале? Это убежище — заброшенное гумно.

— Отчего же это? — воскликнул Бюсси. — Разве так обращаются с гостем?

— Нет, совсем нет, если бы это даже был смертельный враг. Сюда поспешно принесли подушки, чтобы сделать эту постель. Для услуг твоих позвали двух презренных парий, исполняющих самые нечистые работы, которыми гнушаются даже низшие касты. Тем не менее сюда пришел брамин, божественный Ругунат-Дат, знаменитый из знаменитейших, и доктор, который тебя лечит, один из ученых при дворе. Мой слабый ум тщетно старается понять, что все это значит?

— Царица, конечно, не знает, как со мной обращаются. Пойдем же, уйдем отсюда: постараемся добраться до нее и расскажем обо всем, что здесь происходит.

— Дойти до царицы! — воскликнул с ужасом Наик. — Но нас разорвут на части, прежде чем мы увидим ее.

— Ну, ну, так попробуем проскользнуть незаметно; может быть, нам удастся хоть издали увидеть ее, когда она будет проходить по веранде, чтоб подышать свежим воздухом. Одного взгляда достаточно для меня, чтобы узнать ту, которую я спас, будь это царица или нет.

— Господин! Господин! Твоя рана!.. — вскричал Наик, задрожав от страха при виде, как Бюсси вскочил с постели.

— Ах! Ты не понимаешь, что я испытываю, — сказал молодой человек. — Я больше не могу оставаться здесь; мне кажется, что я лежу на одре из горячих угольев. Да ты сам-то видел ли когда царицу?

— Один раз, господин. Это было в лесу. Я бросился в кустарник, и мимо меня проехала царская охота.

— И ты ее видел?

— Увы, господин! Ты слишком много думаешь о ней. Это — смерть в образе молодой девушки. У нее огромные глаза, которые мечут молнии.

— Помоги мне одеться, Наик! — сказал маркиз. — И, если ты действительно хочешь доказать мне свою преданность, проводи меня к тому месту, где она живет.

— Я слышал, как брамин сказал сейчас, что царица покинула дворец, чтобы совершить святое паломничество.

— Покинула! — пробормотал Бюсси.

И, ослабев, он дал довести себя до постели, на которую упал, разочарованный, и погрузился в мрачное молчание.

Глава III ЦЕНА КРОВИ

Бюсси еще не совсем оправился, но рана уже не представляла больше опасности; и он не хотел дольше оставаться в незнакомом месте, где чувствовал, что его окружает вражда. Брамин Ругунат-Дат больше не приходил, Бюсси видел только могольского доктора, который почти безмолвно ухаживал за ним.

Так как царица покинула дворец, то ничто не удерживало больше маркиза. К тому же его отпуск кончился уже много дней тому назад; и он стал скучать по службе. Итак, несмотря на сильную слабость, он объявил о своем намерении уехать на рассвете, до жары.

В ожидании наступления утра, он прилег, совсем одетый, на подушки. Наик стоял на коленях у его постели, подперев руками подбородок, и молча бодрствовал.

— Итак, Наик, нам пригодится расстаться? — сказал маркиз, открывая глаза.

— Ненадолго, господин, — ответил Наик. — Скоро ты снова увидишь меня, как собаку, слишком преданную для того, чтобы ее можно было потерять. Ничто больше не может оторвать меня от тебя.

— Как странно! Разве ты никого не любишь? Разве у тебя нет ни жены, ни родителей? Значит, на тебя обрушились все несчастья?

Наик покачал головой: