Завоевание рая

— Что делать, друг мой! — отвечал спокойно Насер-Синг. — Это от меня не зависит: таков закон.

— Лучше убей меня.

— Убить тебя? Нет: ты хороший солдат и еще послужишь мне. Уведи его, — сказал он палачу, — и отрежь ему нос.

Человека увели. Он кричал, ломал себе руки, но из другой двери ввели огромную свинью, убранную цветами, и король захлопал в ладоши. Животное упиралось, испуская визгливые крики, и не хотело идти; его тянули за веревку; его копыта скользили по гладким плитам пола.

Опора Мира надрывался со смеху. Он снова сел на весы; его чалма хитрой работы, украшенная пером с бриллиантами, съехала на бок; его пальцы, унизанные перстнями, все крепче цеплялись за веревки, так как завязалась страшная борьба, чтобы впихнуть розовое, вонючее животное на другую чашу весов. Монарх то и дело подпрыгивал от толчков.

К вящему удовольствию присутствующих, боров и король оказались равного веса. С радости Насер выпил второй кубок коньяка и хотел, чтобы заставили выпить и свинью.

Животное защищалось с отвратительным остервенением, выло, топало, испачкало своим пометом вельмож и дорогие ковры.

Многие умары, сохранившие серьезный вид среди смеха придворных, обменялись раздраженными взглядами и один за другим вышли из залы.

В одном из дворов они увидали только что изувеченного человека: он лежал на ступенях, опершись на них руками; у него была кровавая повязка поперек лица, а перед ним все увеличивалась красная лужа. Один умара подошел к нему.

— Бабар! — сказал он. — Хочешь ли отомстить за себя?

— Я отомщу, я поклялся в этом, — отвечал несчастный, пытаясь подняться.

— Ну, так следуй за мной потихоньку.

— Увы! Ужасные страдания от раны лишают меня сил. У меня кружится голова, и я не могу идти один.

— Пойдем же, я поддержу тебя.

Все расходились разными дорогами, не глядя друг на друга и не прощаясь друг с другом, одни верхом на лошадях, другие на слонах или в паланкинах. Но когда настала ночь, они сошлись за стенами Арката, у великолепной гробницы умерщвленных набобов. Кто-то таинственно открыл им дверь, и они вошли в залу из порфира, украшенную золотой резьбой. Ее освещал разноцветный фонарь, прикрепленный цепями к середине купола. Эти люди, все воины, стояли с мрачным видом, скрестив руки, и горячо и гневно жаловались друг другу на Насер-Синга.

— Своим поведением он роняет власть; сегодняшняя сцена есть оскорбление нашего достоинства.

— Днем пьяный, ночью развратный, всегда жестокий и сумасшедший, он обратил нас в слуг борова.

— Это изменник: он поклялся Кораном не посягать на свободу своего племянника, если тот сдастся ему.

— Он приказал влить расплавленный свинец в горло раненым, которые просили пить!

— Он велел привязать мешки с землей на шею пленным и, измучив их долгой ходьбой, заставил работать на окопах в лагере. Их убивали одного за другим; и из той земли, которую они носили, смешанной с их кровью, делали цемент. Последнего он помиловал, чтобы тот мог рассказать, как наказывают непокорных.

— Этот последний — я, — сказал солдат, выступая вперед. — Чудовищный факт верен: пленные работали; когда не хватало жидкости, протягивали корыто и убивали одного из них. Вот эти самые руки месили кровавую грязь!

Он протянул свои руки, которые, в память этого ужасного события, были окрашены лавзонией, так что казалось, будто он носит красные перчатки.

— А вот как Насер-Синг поступает с теми, которые выигрывают ему битвы! — воскликнул Бабар, срывая повязку с лица, скрывавшую его отрезанный нос; и его лицо предстало во всем своем страшном безобразии.

Крик ужаса пронесся по зале.

Но вошли важные лица и отвлекли всеобщее внимание. Все кланялись им с почтением. Это были самые могущественные вассалы Насер-Синга, его союзники — набоб кадапский и набоб канульский.

— Шанда-Саиб пришел? — спросили они.

— Здесь! — отвечал Шанда-Саиб, входивший вслед за ними.

— Придет ли французский начальник?

— Через несколько минут он будет с нами. Двое моих умаров побежали к нему навстречу и приведут его сюда.

— Значит, французы не покидают Музафер-Синга, несмотря на его ошибки и его безумную сдачу похитителю престола?

— Напротив, они остались ему верны и хотят его спасти, — сказал Шанда-Саиб. — И я должен вам сообщить радостную весть, что они уже одержали блистательную и почти невероятную победу над Магометом-Али, вторым сыном Аллаха-Верди, который оспаривает у меня теперь аркатское набобство.

Его забросали вопросами, и он рассказал про битву. Каких-нибудь триста французов, окопавшихся в пагоде Тиравади, превращенной в крепость, подверглись нападению армии Магомета-Али, подкрепленной двадцатью тысячами войска, присланного Насер-Сингом, и поддерживаемой англичанами; всего их было более восьмидесяти тысяч человек. Вся эта масса была отброшена с большим уроном. Затем на лагерь спустилась ночь; войско было разбито наголову, и Магомет бежал, полуодетый, крича: «Я погиб!» Он бежал, не переводя духа, с остатками своей армии и укрылся в неприступной крепости Женжи.

— Субоб знает эту новость и проводит время на охоте и в попойках! — вскричал набоб канульский.