Завоевание рая

Шествие вступило в узкие, круто подымавшиеся улицы; по обе стороны тянулись белые стены с редкими отверстиями, пересекаемые угловатыми тенями. Иногда дома сдвигались так близко, что слишком объемистые слоны ломали и почти сносили выступавшие из стен резные деревянные балкончики. По временам шествие выходило на прекрасные площади, усаженные тенистыми деревьями и освежаемые фонтанами. Затем потянулись широкие бульвары, окаймленные садами и дворцами.

Герольды, ехавшие впереди, что-то кричали, чего Бюсси не мог расслышать, находясь слишком далеко; но народ, попадавшийся навстречу, в изящных и пестрых костюмах, падал ниц.

— Что с ними такое? — сказал маркиз. — Чего ради они все бросаются на землю?

— Милый мой, вам воздают царские почести, — отвечал Кержан. — Кимвалы играют как для царя, так как Салабет не перестает твердить, что вы — его старший брат; что царь выше всего, но что Бюсси выше царя; что он получил свой трон от вас и своего дяди, Дюплэ, и что он ничего не предпримет без вашего одобрения.

— Примем эти почести во имя Франции; мы трудились только ради ее славы, — сказал Бюсси.

— Конечно, вы можете принять, потому что вполне этого заслужили; и царь хорошо понимает, что его трон держится только вами. Герольды, без сомнения, провозглашают по его приказанию, что к вам должны относиться, как к нему самому.

Шествие достигло площади, окруженной деревьями, в конце которой показался белый мраморный дворец. Он был так обширен и так великолепен, что Бюсси не мог удержать крика восторга. Благородство стиля и изящество размеров придавали этому дворцу невыразимую прелесть. Три этажа галерей возвышались один над другим, образуя нежные тени в маслянистой белизне мрамора. Галереи состояли из колонн и колонок, все более легких по мере того, как они подымались вверх; купола, восьмиугольные башни, стрелки, колоколенки грациозно возвышались над зданием; все было покрыто скульптурными украшениями и резьбой, прозрачной, как кружево.

Сводчатые ворота были выше триумфальной арки; их фасад был отделан эмалью цвета бирюзы и испещрен цветами и золотыми буквами, а внутренность свода была вызолочена фаянсом самых нежных оттенков. Над карнизом развевалось французское знамя, отороченное золотой бахромой; оно осеняло герб Бюсси скульптурной работы под короной маркиза. На серебряном шпиньке, в виде сваи, была прикреплена красная перекладина с тремя золотыми пряжками в древнем вкусе.

Когда Бюсси проходил под сводом, раздался пушечный выстрел, и опередивший его хаджиб встретил его у входа во двор. Склонив голову и скрестив на груди руки, он сказал:

— Опора Мира, да ниспошлет тебе Аллах свои щедроты! Милости просим в твой дворец.

— Вот поистине царский подарок! — вскричал Кержан, который, подняв голову и поворачиваясь во все стороны, не переставал любоваться. — Я думаю, что это — резиденция самого Великого Могола, Ауренг-Зеба; но говорили, что она разрушена. Каким же образом она могла обрести вновь всю свою свежесть в такое короткое время?

Вокруг почетного двора стояла толпа невольников, слуг, телохранителей; и все они пали ниц, когда появился господин. Затем, в сопровождении неутомимого хаджиба, маркиз и его друг бродили целые часы по дворцу, осматривая его чудеса. Им показали роскошные конюшни, с колоннами из порфира, в которых стояло множество лошадей самых лучших пород; хлева, полные белых быков и упряжных зебу; парк слонов, где Ганеза занимал лучшее место; узнав своего господина, он приветствовал его ласковым ворчаньем и хлопаньем ушей. Они обходили все дворы, сады, террасы, галереи, комнаты, опьяненные их чудесами, покуда наконец Бюсси, изнемогая от усталости, не бросился на диван в маленькой ослепительной зале, которая, бесспорно, стоила подробного изучения.

— Право, я устал восхищаться и останусь здесь, — сказал он. — Эта комната поистине волшебная. Признаюсь, я ничего не понимаю, где я нахожусь. Уж не попали ли мы внутрь алмаза?

— Я одурманен и ошеломлен, — сказал Кержан, опускаясь на подушки. — Это великолепие превосходит человеческую меру и кажется призрачным, так как невозможно его всего объять: здесь человек слишком мал перед своим произведением. Что касается того, что мы теперь видим, я это так же мало понимаю, как и вы; мне кажется, что я брежу.

Хаджиб с улыбкой потирал руки, читая на лицах обоих молодых французов выражение удивления.

— Благородные вельможи! — сказал он. — Мы получили эту новинку из Персии, и Свет Мира счастлив, что может представить своему прославленному брату работу в этом любопытном стиле: его называют «морганэз», и только персидские рабочие могут его выполнить.