Уральцы вызвались овладеть этим каюком. Они разделись до рубашек и, держась за гривы лошадей, пустились вплавь. Туркмены, видя беду, спрыгнули в реку, половина из них доплыла до другого берега, остальные потонули. Тогда уральцы стащили каюк с мели и вернулись обратно. В каюке оказалось 30 баранов, лошадь и корова. Это первая добыча в хивинском походе, одна досталась на долю лихих уральцев; кроме того, генерал подарил им 100 рублей, а каюк должен был служить для предстоящей переправы.
Утро 18-го мая было ясное, не жаркое. Солнечные лучи скользили по широкой речной пелене, на той стороне виднелись густые вязы, фруктовые деревья, из-за которых местами выглядывали серые стены жилищ. Безмолвная и пустынная раскинулась по речному берегу эта дикая неведомая страна. Зато наш берег кипел жизнью: группы верблюдов, коновязи с рядами лошадей, скачущие казаки, снующие солдаты. На воде – шум, крики, смех! В одном месте тащат в каюк пушку, в другом подгоняют лошадь или нагружают багаж, каюки поочередно отплывали и возвращались обратно. Заправляли всем саперы. Бравый это народ: во время похода они рыли колодцы, спускались на дно, измеряли глубину, а теперь нагружали на этом берегу и разгружали на том. К вечеру переправили 4 роты с двумя орудиями. Со стороны неприятеля не было помехи. И на этом конце своих владений хивинцы показали свою неспособность к защите!
В полночь, когда в отряде царила мертвая тишина, раздалась тревожная дробь барабана. Солдаты мигом бросились к оружию, но то были не хивинцы, то старый Оксус, точно оскорбленный незваными пришельцами, стал вздыматься и мало-помалу готовился всех затопить. Вода поднялась почти на сажень. Среди шума и сумятицы войска должны были перебраться на другую позицию, а поутру уйти вверх еще на версту. Река разлилась так широко и течение ее было так быстро, что переправа на новом месте шла гораздо медленнее, лошадей пускали вплавь, а верблюдов отправили назад к колодцам, где были оставлены небольшие отряды.
Жители ближайшего городка Мангита вывезли на базар в изобилии муку, овощи, птицу, овец, рис, сахар и чай, пшеничные лепешки, абрикосы и шелковицы; для лошадей – клевер и джугару. Солдаты рассыпались между телегами, кто знал по-татарски или киргизки, тот скоро кончал дело, прочие объяснялись каждый по своему, кто как умел, знаками, жестами. Хивинцы не хотели брать наших бумажек, за все платили им серебром. Одеты они были грязно, в длинных ватных халатах, без обуви и в высоких мерлушечьих шапках. Народ невысокий, жилистый и худой, с длинными черными бородами и недобрым выражением лица. Наших солдат хивинцы нисколько не боялись, брали за каждый пустяк втридорога, а прежде думали, вот придет урус, все даром заберет!
Такая сутолока продолжалась три дня, на четвертый день хивинцы прекратили подвоз. После узнали, что ханские войска пригрозили жителям, что они не смели выезжать на базар. Тогда Кауфман выслал на фуражировку и для обозрения местности небольшой отряд при двух орудиях под начальством Чайковского. Через полчаса пути наши вступили в плодородную страну, где по обе стороны тянулись поля, засеянные хлебом, немного дальше начинались сады, в которых росли всевозможные фруктовые деревья, склонившиеся под тяжестью плодов, высокие столетние вязы простирали свои ветви над небольшими водоемами, над дорогой свешивалась шелковица, усеянная белыми сладкими ягодами. Жилье узбека везде огорожено крепкими высокими стенами, с башнями по углам и со сводом посередине: здесь – вход, который запирается тяжелой дверью. При каждом доме, под тенью вяза бассейн чистой воды, где семья узбека проводит весь летний день. Тут готовится пища и тут же она подается, а женщины, освободившиеся от стряпни, прядут и сучат золотистые нити шелка. Внутри дома мрачно, темно; стекол нет, свет проходит через большое отверстие в стене. У богатых узбеков дома убраны коврами, яркими циновками, одеялами и подушками. Чайковский сам заходил во дворы и, где хозяева были дома, объявлял, чтобы они везли в лагерь все, что могут продать без всякой опаски, если же где хозяев не было, там разрешалось брать фураж для лошадей даром. Выйдя из садов, наши увидели под крепостью толпу туркменов, после 2–3 выстрелов они укрылись за стены Хазар-Аспа – так называлась хивинская крепость. Постоявши около часа, Чайковский вернулся в лагерь.
На другой день по той же самой дороге выступил весь туркестанский отряд. Хазар-Аспа заняли без выстрела. Это оказалась довольно порядочная крепость, окруженная частью озером, частью садами; стены довольно высокие с зубцами, по обе стороны громадных ворот – кирпичные башни. Заслышав о походе русских, многие из окрестных жителей перебрались сюда, в надежде, что крепость будут защищать, их скопилось около шести тысяч. Сначала они робели, но когда Кауфман объявил, чтобы продолжали заниматься своими делами, то сейчас же открылся базар. В крепости нашли большие военные запасы, между прочим, старинную карету на высоких рессорах.