Фрагментарный и местный характер повстанческих правительств, их взаимная ревность, отсутствие у них крепкой общей поддержки сделали возвращение к власти испанцев сравнительно легким, когда в 1814 году с помощью армии Веллингтона Фердинанд VII был возвращен на трон. Реставрация королевской власти лишила всех, за исключением ярых сепаратистов, теоретических оснований для восстаний. Она также освободила значительное число опытных военных для службы в Индиях. К 1816 году колониальная администрация была восстановлена везде, за исключением бассейна реки Ла-Платы, почти в том же виде, в каком она существовала до 1808 года. Ее можно было бы восстановить и там, если бы правительству Испании удалось получить военную помощь, о которой оно просило у других европейских монархов. Однако Великобритания, надежно контролировавшая путь через Атлантику, отказалась и вмешиваться, и дать возможность вмешаться другим. Ресурсов одной Испании было недостаточно, чтобы пытаться подчинить себе Буэнос-Айрес, особенно после того, как лояльный ей Монтевидео в 1814 году капитулировал перед porteňos
(портовые жители, жители Буэнос-Айреса). Во всех остальных регионах Индий снова пришли к власти испанские губернаторы. Отряды guerrilleros (партизан), которых не всегда можно было легко отличить от бандитов, продолжали кое-где существовать – в Мексике, больше в Венесуэле, но везде эти неорганизованные группы сдерживались – по крайней мере, какое-то время – армиями вице-королевств. Интересно поразмыслить о том, что могло бы быть достигнуто своевременными уступками. Распад империи фактически уже далеко зашел, несмотря на внешнюю реставрацию имперского единства, и, вероятно, ему невозможно было долго препятствовать; но вооруженное восстание и гражданскую войну можно было бы отсрочить, а возможно, даже избежать. Великобритания, которая категорически противилась вооруженному вмешательству какой бы то ни было европейской державы, была готова поддержать посредничество европейских стран, тем более что герцог Веллингтон был самым приемлемым для всех посредником. Вероятно, мог бы быть найден способ достижения компромисса в управлении Индиями. Испанцы не всегда были бескомпромиссными; Аподака – последний решительный вице-король Новой Испании – показал себя и реалистом, и великодушным человеком. И креолы не всегда были непримиримыми; большинство из них были консерваторами, многие – сентиментально лояльными. До вторжения Бонапарта Годой предлагал создать независимые королевства в Индиях под властью правителей из принцев королевской крови. Многие революционные лидеры не желали ничего лучшего. В 1821 году Итурбиде[109] в Мексике предлагал нечто подобное. Сан-Мартин верил в ценность монархических институтов. Даже поборники независимости в Буэнос-Айресе – Бельграно и Морено – желали примирения с Испанией при условии признания их независимости. Однако Фердинанд VII этого не потерпел бы. Его воцарение на троне означало возврат старого режима, абсолютизма, инквизиции и так далее. И либеральные революционеры, которые в 1820 году принудили его временно и неискренне принять конституционное правление, проявляли не больше сочувствия стремлениям креолов, чем сам Фердинанд VII. Их отношение к американцам было не столько полно желания подавить, сколько равнодушия. В 1820–1823 годах колониальные дела редко были предметом споров или даже обсуждения в прессе. Вице-короли и военачальники в Индиях не получали подкреплений, поставок или даже четких указаний. Однако либеральные министры без колебаний отвергли Кордовский договор Итурбиде. Более того, их радикализм и антиклерикализм глубоко потрясли консерватизм креолов и обратили церковь в Индиях против правительства Испании. Когда в 1823 году Фердинанд VII обрел абсолютную власть в Испании и начал жестокие репрессии, он делал это с помощью ненавистных французов. Ни монархия, ни правительство, ни церковь в Испании не могли тогда ни вести переговоры с недовольными креолами, ни предложить им объединяющий принцип, чтобы вернуть их преданность. Испания должна была либо заново завоевать свои колонии, либо примириться с их потерей.