Компьютер был заполнен фотографиями, в основном бывшей жены Мэйсона, и все с изображением маленькой девочки, у которой были красивые глаза Мэйсона и чёрные волосы. У нее перехватило дыхание, когда на экран посыпались фотографии документа о крещении Руби Аманды. На следующем фото было белое надгробие, покрытое красными розами, тень фотографа падала прямо на имя, выгравированное золотом.
Слёзы упали на клавиатуру. Его дочка. Его малышка, которая умерла.
Она уставилась на экран.
— Вот так, — сказала Билли, таща свой чемодан в фойе на следующий день. Она посмотрела напоследок на свою комнату и стены с бледно-голубой побелкой. Одеяла были сложены на кровати в ногах. Простыни постираны, высушены на верёвке, и сейчас пахли солнечным светом. Девушка не слышала, как Мэйсон вернулся накануне вечером, но ощутила его присутствие в своей комнате, когда он зашёл проверить её.
Стэнли вышел с ним из комнаты после того, как обнюхал её руку.
— Спасаешься бегством, Сорок вторая? — холодный голос Мэйсона остановил у выхода.
Она выпустила из рук чемодан, который громко упал на деревянный пол, и откинула волосы с глаз.
— Не сбегаю, Феликс. Ухожу.
Мэйсон облокотился на дверную раму, одетый в потёртые джинсы и чёрную футболку — ту же одежду, что и вчера. Она знала, что своей позой он пытался скрыть тот факт, что был серьёзно зол. Когда мужчина говорил, от его недовольства все гласные в голосе как бы сплющивались.
Она выпрямилась.
— Мы закончили. Срок контракта подошёл к концу. Не думаю, что должна тебе какие-либо внутренние органы или тромбоциты, так что я… эм… могу уйти. Знаю, ты что-нибудь придумаешь с домом. Я просмотрела почту сегодня утром. Там куча запросов и стопка сообщений на твоём столе. Твой обед в холодильнике, и я была бы признательна, если бы ты перевёл мне зарплату прямо на мой счёт, как мы договаривались.
Он осмотрелся:
— Где Стэнли?
После его слов пёс неторопливо вышел из спальни Мэйсона. Взметнув наверх уши, он встал между ними.
Она посмотрела на часы, проигнорировав дрожь в пальцах.
— Мне нужно идти. Потребуется вечность, чтобы Старый бастрад перебрался через эти холмы, — Стэнли заскулил, отчего очередной приступ боли достиг своего апогея, и так став её вечным спутником в последние дни. Её пёс будет скучать по Мэйсону. Возможно, также сильно, как и она.
Казалось, Мэйсон собирался что-то сказать, но вдруг замер, его взгляд замер на фоторамке, которую она разместила на его столе.
— Какого хрена, — прошептал он, и лицо мужчины стало смертельно бледным, а глаза заблестели.
Её взгляд метнулся к фотографии, на которой их было трое: Моника, Мэйсон и Руби. В джинсах и футболках, они позировали в обычный день рядом с фонтаном где-то в Окленде. Моника прижалась к Мэйсону и рассмеялась, посмотрев на него. Он держал на руках Руби и смотрел на эту женщину, вне сомнений, обожаемую им, с такой любовью в глазах, отчего она улыбнулась и в то же время задержала дыхание.
— Мне нравится это фото. Ты прав, у тебя была идеальная жизнь, — Билли улыбнулась. Когда она увидела фотографии у него на компьютере, то поняла, что он имел в виду. Девушка никогда не видела, чтобы ее босс улыбался так, как своей бывшей жене и дочке на той фотографии.
— Где ты взяла это? — он ни на дюйм не сдвинулся. Даже его лицо застыло в жёсткой маске.
— Из твоего компьютера. У тебя реально клёвая фотка Стэнли стоит в качестве экранной заставки. Я не собиралась подсматривать, но нажала на одно фото, потом увидела другое. Ты прав, у тебя действительно было всё. Я подумала, что, если бы ты стал радоваться тому, что у тебя было… если бы впустил их в свою жизнь, может, они бы помогли.
Он дошёл до стола, поднял рамку, и его глаза увлажнились.
— Помогли бы мне? Как ты себе это представляешь? Я смогу смотреть на горе всей моей жизни каждый день и прибывать в радостной эйфории? — он посмотрел на девушку, а потом его взгляд снова упал на фотографию в руках.
— Тебе так сильно нужны корни, и это очевидно всем на свете, кроме тебя. Ты используешь воспоминания, чтобы заставить себя двигаться дальше, но не осесть и обрасти корнями, — сказала она, и у неё не получилось сдержать поток грусти, что просочилась в голос.
— Мне не нужны корни, — голос Мэйсона был твёрдым, а взгляд стал ещё холоднее.