Сюань, Сын Неба, наследник Империи Цзинь, смотрел на блестящую поверхность озера Ханчжоу и слушал голоса своих детей, которые хохотали и брызгались друг в друга. Дети плескались на мелководье, но рябь наверняка ощущалась и на глубине, где лодочник ловил форель, то и дело поглядывая на семью императора Цзинь. Сюань вздохнул. Вряд ли простолюдин – шпион сунского двора, хотя кто его знает. За годы мирного пленения наследник научился доверять лишь жене и детям. Кто-то постоянно следит за ним и докладывает о каждом его слове и действии. Сюань думал, что со временем привыкнет, а получилось наоборот. Стоило уловить на себе чужой взгляд, и наследник чувствовал, что вскрывается рана, и ему страшно хотелось закатить скандал. Однажды он так и поступил с разозлившим его писцом, которого без вопросов сняли с должности, но к концу дня прислали другого. Настоящее уединение исключалось. У сунцев Сюань прятался от монголов, и они не представляли, что с ним делать. Раз он двоюродный брат императора, к нему нужно относиться с уважением. С другой стороны, между ветвями семейства веками процветало соперничество. Но, самое главное, Сюань потерял земли, богатство и власть, а это верный признак того, что над его домом висит злой рок. На деле рок сыграл в его бедах довольно скромную роль. Чингисхан занял Яньцзин, столицу империи. Сюаня предали собственные генералы, вот и пришлось поклониться хану. Минули десятилетия, а душу все терзали воспоминания, скрытые от всех маской спокойствия. Яньцзин сожгли, но волки Чингисхана до сих пор гнались за Сюанем, дикие и неумолимые. Он потратил молодость, убегая от них из года в год, из города в город. Сыновья и братья Чингисхана растерзали империю Сюаня, относительно безопасным местом осталась империя Сун – наихудший вариант, но, увы, единственный.
Поначалу Сюань ждал, что его убьют. Наследника переводили из области в область, от одного властителя к другому, и ночами он вскакивал от каждого скрипа, уверенный, что сейчас наступит конец. Убийство обставят как грабеж и для проформы повесят несколько крестьян. За первое десятилетие ему к горлу ни разу не приставили нож. Старый сунский император умер, а его сын… Сюань не знал, помнит ли новый император о его существовании. Он глянул на свои сморщенные руки и сжал кулаки, чтобы кожа разгладилась. Неужели шестнадцать лет минуло с тех пор, как он пересек границу с остатками войска? В ту пору Сюаню было сорок девять, он помнил себя гордым мужчиной, склонившим колени перед Чингисханом у ворот собственной столицы. Помнил он и слова хана: «У всех великих людей есть враги, император. Твои враги узна́ют, что я держал меч у твоего горла и никакие войска и города Цзиньской империи не могли убрать мое лезвие».
Воспоминания казались частью другой жизни. Лучшие годы Сюань провел в плену, в рабстве, в ожидании, что его вспомнят и тихо убьют. Отлетела молодость, унеслась с бесшумными ветрами.
Сюань снова взглянул на озеро, на молодых мужчин и женщин, которые в нем плескались. Его повзрослевшие сыновья и дочери. Их силуэты расплывались: зрение у наследника уже не то. Сюань вздохнул, поддаваясь меланхолии, которая пожирала его дни, да так стремительно, что он отдалился от реальности и едва ее ощущал. Больше всего его беспокоила судьба близких. В конце концов, сам он вкусил свободу, пусть и ненадолго. Ляо Цзин, его старший сын, вырос мрачным, раздражительным, сущим испытанием для братьев и сестер. Сюань не упрекал Ляо Цзина за слабости. Он помнил, как самого его терзала горечь, пока наконец он не научился отрешаться от меняющихся времен года. Очень помогало чтение. В библиотеке он наткнулся на недавно переписанный свиток с «Размышлениями императора Марка Аврелия». Понял далеко не все, но основная мысль – смирение перед судьбой – идеально подходила его нынешнему положению.
Сюань до сих пор скучал по жене, которая умерла десять лет назад. Хворь съела ее изнутри. Сколько писем написал в ту пору Сюань, умоляя сунский двор прислать к ней доктора… Никто не приехал, и, навещая больную, наследник каждый раз заставал ее чуть слабее. В который раз мысли Сюаня потекли прочь от запретной темы. Нельзя, нельзя распалять и злить себя.
Над головой пролетел выводок уток. Сюань посмотрел на них с завистью: счастливые, могут взлетать и садиться где угодно. Свобода – вещь простая, но не оцененная теми, кто ею обладает. Наследник ежемесячно получал пособие на одежду и личные расходы. Ему выделили слуг, комнаты обставили мебелью, хотя почти каждый год переселяли. После смерти жены Сюаню позволили жить с детьми – сомнительное удовольствие, как он уже понял. При этом наследник ничего не знал ни о внешнем мире, ни о политике сунского двора. Изоляция была почти полной.