Бостром в эти дни настроен по-боевому. Хватит, он долго устранялся от решения важных вопросов их личной жизни, предоставляя ей самой выбирать свой жизненный путь. Хватит молчать, думал он. Бывает, что молчание есть ложь. Его уже не страшит общее осуждение. Он на все готов. Он много страдал, нужно извлекать уроки из своей жизни. Он не может, разумеется, решать за нее, но может высказать ей теперь прямые, неуклончивые мысли и предложения, которые ей могут послужить надежным материалом для правильного решения. И почти в каждом письме он призывает ее вытравить в себе жалость, слушаться в своих решениях только того голоса, который громче раздается в ее душе, — голоса любви к нему. Еще есть силы терпеть? А что дает силы? Чувство. С этим Бостром не согласен. Раз думает возвращаться к нему, то только сейчас, когда она еще полна сил и любви. Но пусть решает сама. Он не может ее понуждать, чтобы в будущем не возникало у нее новых сомнений. Больше трезвости, ясности ума. Жалость хороша, прекрасна, но не должна затемнять рассудок при решениях. 31 марта 1882 года Александра Леонтьевна написала А. Бострому: «...Дух захватило от внезапно нахлынувшего радостного чувства. Алеша, Алеша, я ведь только и живу чудной мечтой, что ты вырвешь меня навеки...» «Тихо все. Дети спят. Я одна. Вынула пачку твоих писем, твои карточки, — писала она 14 апреля. — Поцеловала ту, которая в Петербурге снята, потом открыла самарскую. Дух захватило. Красавец мой, красавец мой, муж мой дорогой, мальчик мой счастливый. Поставила их рядом. Сердце у меня заныло тоскливо. Вот какой он был, мальчик мой дорогой, вот каким я его сделала в Николаевске, и что сделала я с ним теперь! Ни малейшего следа того гордого счастья, как в Николаевске. Любящий, грустный, понурый. Кажется, что вот-вот слезы навернутся и потекут по дорогим, похудевшим щекам, Нет, нет, Алеша мой, мальчик мой ненаглядный, хочу я снова сделать тебя таким, как на самарской карточке, это будет задача и счастие моей жизни... »
Неполнота душевных отношений с мужем снова трагически отзывается на ее состоянии. Она снова в своих мыслях и переживаниях возвращается к Бострому, с которым прожила несколько недель в любви и согласии. Стоит ли так мучиться и страдать, если нет духовного контакта с мужем? Не лучше ли разорвать с ним, построить новую семью, основанную не на долге, а на любви, уважении? Когда Александра Леонтьевна уже совсем было решила уйти от мужа, она узнала, что снова ждет ребенка. Она в полном отчаянии, эта новость привела её к новым колебаниям, противоречивым чувствам, тревожным сомнениям. Может ли она, беременная, с чужим ребенком, вернуться к тому, от которого совсем недавно уже уходила. Как он примет ее?
20 апреля 1882 года Александра Леонтьевна писала: «Алеша, сижу и плачу. Передо мной твое письмо, полученное сегодня. В горле спазма, точно крик хочет вырваться и не может. Если б я могла выплакаться, было бы легче, но одно, два рыдания, и больше ничего. Отчего я так истерзалась? Попробую дать себе отчет.