Я молчал, потому что все еще злился, а кроме того, очень устал и хотел поскорее добраться домой.
Дядя уже ждал меня. Он улыбнулся, когда я поздоровался с ним, и тут же спросил:
– Что там у тебя происходит?
Я рассказал, что меня приглашают в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, чтобы выступить с речью о войне и участии детей в ней. Дядя не поверил.
– Многим раздают такие лживые обещания. Не дай заморочить себе голову напрасными надеждами, сынок, – посоветовал он.
С тех пор каждое утро, уходя на работу, он в шутку уточнял:
– Как там у нас идет подготовка к поездке в Америку?
Тем временем господин Камара повел меня по магазинам. Мы купили чемодан и какую-то одежду – в основном рубашки с длинными рукавами, выходные брюки, а также традиционные яркие костюмы из вощеной ткани с замысловатой вышивкой вокруг горловины и на рукавах и с тесьмой по краю штанов. Я показал все эти вещи дяде, но он все еще не верил в реальность моего отъезда.
– Может, тебе просто предложили сменить имидж, чтобы ты выглядел более «по-африкански» и перестал носить свои любимые широкие штаны, – смеялся он.
Иногда мы с дядей гуляли по вечерам после того, как он возвращался с работы. Он расспрашивал, как у меня дела. Я всегда отвечал, что все в порядке. Он клал мне свои длинные руки на плечи и прижимал к себе. Я чувствовал: дядя понимает, что я хочу рассказать ему кое-что, но не могу подобрать слова. Я не говорил ему, что когда с братом и сестрами иду в соседний перелесок собирать хворост, то всякий раз вспоминаю эпизоды своего недавнего прошлого. Вот я вижу дерево с красным грибком, покрывающим кору, и тут же в сознании всплывают расстрелы пленников, которых мы часто привязывали к стволам. Кровь жертв впитывалась в кору, и эти пятна оставались на ней навсегда. Они не сходили даже после сезона дождей. Мне было больно видеть маленьких детей, обнимающих отца или мать или держащих обоих родителей за руки и перепрыгивающих через лужи. Мне так хотелось повернуть время вспять, чтобы можно было снова вернуться в детство и чтобы судьба сложилась иначе.
Мне сказали, что в понедельник в американском посольстве мне надо встретиться с неким доктором Тамбой. Рано утром я шел на эту встречу и смотрел, как постепенно просыпается город. Сначала эхом пронесся призыв муэдзина с минарета центральной мечети, потом улицы наводнил общественный транспорт. Кондукторы
Мы сели на одну из низких скамеечек во дворе посольства и ждали, пока нас позовут на собеседование. Оно проходило так: белая женщина разговаривала с пришедшими через стекло. Ее голос проходил через специальные колонки внизу герметичного окна.
– Какова цель вашего визита в Соединенные Штаты? – спрашивала она, ни на кого не глядя, уткнувшись в лежащие перед ней бумаги.
Когда подошла наша очередь, оказалось, что у дамы за стеклом уже есть наши документы. На меня она не смотрела, а быстро пролистала страницы чистого паспорта. Я не мог понять, почему все организовано так, что никакой человеческий контакт консула с подающим заявку на визу невозможен.
– Говорите в микрофон, – сказала женщина. – Какова цель вашего визита в Соединенные Штаты?
– Я еду на конференцию.
– На какую конференцию?
– Она посвящена проблемам, возникающим у детей в разных странах, – объяснил я.
– Где она будет проводиться?
– В штаб-квартире ООН в Нью-Йорке.
– Вы можете предоставить какие-нибудь гарантии своего возвращения на родину? – Пока я обдумывал этот вопрос, она продолжала: – Есть ли у вас имущество или банковский счет, которые послужат залогом того, что вы вернетесь обратно?