В пять лет Кока уже принимал участие в обрядовых службах отца. Он стучал в бубен, закатив глаза и устремив их на верхушки кокосовых пальм. Он был глухонемой, и звуки воспринимал не ушами, а всей кожей, как змея, которая чувствует шаги человека по колебаниям земной коры. Меня расстраивало, что мальчик не говорит. Мне же так хотелось услышать от моего мальчика русское «мама», но приходилось довольствоваться лишь сдавленными звуками, с трудом исторгаемыми им: «Мг.., мг…»
Однако Нганг считал этот недуг еще одним доказательством божественного предназначения его сына. Действительно, Кока был понятливее многих сверстников, безошибочно находил утерянные вещи. Однажды я чуть не лишилась своих слоников, сняв ожерелье на время купания в ручье. Кока нашел их у новой жены Нганга (он взял ее после рождения Коки), она прятала их в кожаном мешочке у себя на поясе. Мы сцепились. Вредная девчонка оказалась сильнее, она укусила меня за палец, когда я потребовала предъявить мне содержимое ее мешочка. Кока побежал за отцом и привел его на помощь. Тут же состоялся и скорый суд.
Нганг велел своей юной жене вернуть мое сокровище. Она нехотя отдала слоников своему мужу.
Нганг пошептал над ними и протянул мне.
— Держи, Гала, — сказал он. — Теперь я вложил в них волшебную силу. Кто посмеет взять их, у того руки отвалятся. Это будет твой талисман, который всегда придет к тебе на выручку и спасет от любой порчи. Три слона — духи земли, неба и воды — будут служить тебе, но дух огня покоряется только мне.
Как Нганг наказал юную воровку, мне было неведомо, но три дня она ходила молча надув губы и не смотрела на меня.
Я выполнила свою миссию, дала царственного ребенка, чья участь была предопределена — стать жрецом вуду. Теперь я была обычная женщина.
И в этот период, когда я была сброшена с царственного трона, изменились и наши отношения с Мурумби.
Когда он появлялся на острове, мы уединялись в банановом лесу и среди лиан находили себе приют.
Мурумби был гораздо моложе своего брата, тоньше, нежнее. Да что там говорить! Мурумби теперь являлся мне даже во сне! А мудрый Нганг как-то заметил, что сонная действительность более действительна, чем явная. Надо сказать, что в племени были довольно свободные нравы, и моя внебрачная связь не являлась исключением. Возможно, чувства мои к Мурумби подпитывала и надежда вырваться из этой деревни хотя бы в портовый город. Жизнь в Занзибаре, где работал Мурумби, казалась мне сейчас единственной реальной мечтой. А дальше — кто знает…
Гипнотический страх воды, наведенный на меня Нгангом, рассеялся после рождения сына.
Мы с Мурумби стали строить планы о нашем совместном будущем. Кажется, Нганг не будет большим препятствием. Он теперь все реже вызывал меня, наслаждаясь утехами со своей тринадцатилетней женой. Мне уже было двадцать шесть. По здешним меркам — солидный возраст. И однажды Мурумби радостно заявил, что брат подарил ему меня.
Я могу уезжать с ним на Занзибар, но Кока останется здесь. Коку он не отпускал в город еще и потому, что боялся, как бы мальчик не заразился там чужими болезнями, которые в племени лечить не умели. По этой причине он и сам не выезжал из племени. Я была в отчаянии, уехать без мальчика я не могла. Ведь сын был единственным в мире родным, единокровным человечком.
Я не решалась уйти к Мурумби, а он, хотя и мог увезти меня силой, не делал этого. Пока ему было достаточно двух жен на Занзибаре и приятных отношений со мной. Но в гости к себе он меня уже привозил. Там я и познакомилась с его женами, встретившими меня настороженно. Они демонстративно прикрыли лицо платками и отвернулись от меня. Видимо, им не понравился цвет моей кожи.
Мои сестры по браку с Нгангом были добрее. В деревне вообще все было проще.
Мои поездки на Занзибар поощрял сам Нганг.
Когда требовалось купить батарейки или запчасти к недавно приобретенному трактору, он теперь посылал меня. Сам Нганг, как я говорила, избегал поездок в многолюдный город. Он говорил, что суетливые духи города препятствуют ему путешествовать в другие миры. Обычно наша компания состояла из Мурумби, которого ждала работа в порту, и нескольких соплеменников, одновременно бывших моими слугами и стражей. Они были посвящены в обряды вуду, но технические новинки ставили их в тупик. К острову Занзибар мы ехали на личном катере Мурумби, а назад в деревню, нагруженные покупками, плыли на пароме. Паром был большим современным судном, с отделением для автомобилей, с ресторанами и барами для пассажиров. И мы с моими попутчиками проводили немало приятных часов, танцуя под негритянский оркестр на палубе.