Завтра нас не станет (СИ)

Колыхаясь на волнах, белоснежный катер вез Адама Саммерса подальше от берега. Мерцал подсвеченными крышами оперный театр — гордость Сиднея. Днем он напоминал Адаму фигурку оригами. Того же журавлика, но без головы, а вечером испещренные пещерами горы. Какая странная метаморфоза. Лишь стоило посмотреть в другом свете.

Ветер едва не вырвал у него приглашение из рук, и перепуганный Адам вцепился в кусок бумаги, словно от него все зависело. Едва помял. Саммерс понадеялся, что это ни на что не повлияет и невольно посмотрел на бумажку, за которую так цеплялся. Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой — гласила выписанная каллиграфическим почерком фраза. Он гуглил. Это «Фауст», Гете. Увы, столь ценная информация нисколько не раскрывала всю ту таинственность, окружавшую приглашение и иже с ним. На обороте стояла не менее загадочная надпись, отдававшая религиозным бредом — Спасение в твоих руках.

Едва по новостям объявили о точной дате падения Всадников, Адаму позвонили по телефону с неизвестного номера. Приятный женский голос пригласил его пройти тест. Адам счел бы это за подозрительную аферу, но приглашали в один из дорогих отелей Сиднея. Обещали заплатить денег, и ведь ему и вправду выплатили пятьсот австралийских долларов только за то, что он потыкал карандашом в бумажку и поговорил с психологами. Ах да. У него взяли какие-то анализы. Кровь в том числе, но Адам все равно счел это хорошей подработкой перед самым концом. Разве нет? Спустя месяц ему позвонили в дверь. Смугло-желтая рука протянула ему кремовый конверт. Вежливо курьер пригласил Адама к мистеру Ниманду. Почему-то мистер Ниманд счел достойным именно Адама Саммерса. Для чего? Как всегда загадка. Курьер попросил записать дату и время. Многозначительно он сказал что-то вроде «от этого зависит ваша жизнь», и ушел, попросив никому не распространяться о случившемся.

От курьера веяло тайной и дороговизной. Манжеты рубашки сверкали настолько ярко, что у Адама рябило в глазах. Мерцали украшенные черными обсидианами запонки, и, поддавшись странному предчувствию, Адам Саммерс согласился без оглядки. Спасение в твоих руках, перечитал он несколько раз надпись на обороте.

Мир сходил с ума. Из-за метеоритов. Сложно было не поддаться панике. Все чувствовали неумолимое приближение конца, и каждый дурел по-своему. Странная фраза почему-то зацепила Адама. Задела странную струну, а он и отозвался. Колючие от готического шрифта слова напоминали выжимку из речи какого-нибудь пастора, церковную бредню в духе последних месяцев. Верующие по всему миру твердили о каре господней, и это приглашение могло оказаться каким-то фарсом вроде последней литургии, однако… Уж слишком дорого и загадочно все было обставлено. Какая-то секта? В конце концов, что он терял, соглашаясь на приглашение? Адам Саммерс жил один. Семьей не обзавелся, как и отношениями. Домашних животных Адам не любил. Помирать одному в своей квартире или на каком-то званном вечере богача? Выбор был очевиден, а потому Адам терялся в догадках и с нетерпением ждал последнего дня. Все это время его не покидала странная надежда о том, что это не конец.

Спустя две недели тот же курьер встретил его у дома и довез до порта. Выряженный с иголочки филиппинец снова блистал обсидиановыми запонками. Невысокий, смуглый, с белыми как жемчуг зубами. Он был донельзя обходителен, словно Адам заделался английским лордом.

Плыли они где-то час. Вскоре катер вплыл в аккуратную бухту и причалил к частной пристани. На пригорке панорамными окнами горел дом. Многоугольный, как картина кубистов. Филиппинец пригласил Адама за собой. Ноги, облаченные в узкие брюки, ловко ступали по неровным ступеням выложенной камнем тропы, а Адам то и дело спотыкался. Подъем наконец-то закончился, и они прошли по саду. Зелеными сферами бугрились обстриженные кусты. Дорогу до двери освещали круглые фонари, дувшиеся стеклянными пузырями. Филиппинец уверенно нажал на кнопки дверной панели, и стеклянная дверь многоугольного дома отъехала в сторону. Адам вошел внутрь. Да… Как он и предполагал. Огромный кубический дом встретил его просторными помещениями. На белых стенах красовались яркими пятнами картины — все причудливые абстракции, бросавшиеся в глаза крупными, жирными мазками. Из каждого угла пахло деньгами. Здесь даже помереть не жалко.

Филиппинец привел его его в просторный холл, и Адам увидел других людей. Видимо, тоже гости.

— Располагайтесь, мистер Саммерс. Мистер Ниманд вскоре даст о себе знать, — сказал он и исчез. Больше Адам филиппинца не видел.