Завтра нас похоронят

Книги. Много-много дорогих книг из лучшего магазина — весь длинный список, который Аннет составила за год. Она обожала книги. И прежде, чем читать, нюхала их страницы, становясь в такие минуты похожей на маленького зверька.

Аннет его простила. Она всегда его прощала. И Рихард прямиком отправился домой. Рождество он провёл в обществе бутылки хорошего виски. И просто отключился, выпив лишь половину. А под утро был этот звонок.

Он с трудом нашарил трубку и теперь всё никак не мог понять, что случилось.

— Рихард она убивает меня…

— Кто? — тряся головой, спросил он.

— Эта девчонка… помоги…

— Виктория, что за…

— Помоги, Рихард! — голос у неё прыгал, точно воздух то попадал в лёгкие, то почему-то не находил туда дороги. — Они рвутся. Он был прав! Я чувствую. Я…

И тишина. Напрасно Ланн звал жену по имени. А потом…

— Папа… — голосок в трубке звучал очень глухо. — Прощай.

Гудки. На секунду Рихарду показалось, что у него сейчас остановится сердце. Но ждать, случится это или нет, он не стал. Быстро набрал сначала номер скорой, потом номер полиции. Мельком глянул на часы: было ровно 5:23 утра.

Больше он никогда не видел свою дочь.

Рихард вздрогнул и потёр лоб: сон-воспоминание был не самым приятным. Настолько, что раз за разом он просыпался в холодном поту.

С некоторым усилием он встал с дивана и уже собирался поставить на плиту чайник, когда раздался звонок в дверь. Рихард, мысленно проклиная всех, вышел в коридор и, как обычно не глядя в глазок, отодвинул засов.

— Привет, Ричи.

На пороге, улыбаясь, стояла Госпожа Президент. В руке она держала большой пакет, из которого торчала палка колбасы. Рихард усмехнулся:

— Зравствуй, Гертруда. Ты по-прежнему уверена, что я голодаю?

Она окинула его взглядом: от голого торса — по дому он всегда ходил только в старых джинсах — до пальцев босых ног:

— Судя по тому, что ты по-прежнему не разжирел и в прекрасной форме, я не далека от истины. Впустишь?

— А родина? — хмыкнул он, оглядывая дорогой костюм и безукоризненную причёску, никак не желавшие сочетаться с дешёвым магазинным пакетом.

Она молча сделала шаг, оттеснила его бедром и вскинула брови:

— Родина подождёт. Президент устал.

Это она говорила всегда.

Карл знал Гертруду Шённ уже почти сорок лет — с младшей школы. Она была его лучшим другом — в классе, в университете, в полицейском управлении, куда они вместе пришли работать. Потом был недолгий период абсолютного, казалось бы, счастья, — они одновременно влюбились, завели детей и стали дружить семьями. Казалось, всё должно было так и остаться… а вместо этого пошло под откос, но об этом Ланн вспоминать не любил.

Потом в один прекрасный день Гертруда ушла в политику. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднималась наверх так быстро, но примерно догадывался, с чего именно Гертруда начинала: она всегда была красивой. И такой же дьявольски умной. Поэтому Ланн уважал её — ведь совсем не легко проделать путь от домохозяйки до президента. А она проделала. Хоть и осталась в итоге на развалинах. Впрочем, на развалинах они теперь были вместе. Трое из четверых. Четвёртая умерла.

И со студенческих времён они, встречаясь, всегда пили пиво и ели бутерброды с колбасой. Менялось время, менялись любовники Гертруды, прибавлялось седины в волосах Рихарда… но это оставалось всегда.

Вот и сейчас он сидел за столом, наблюдая за ножом в её руках. И думал о том, что, наверно, он единственный человек в стране, кому Госпожа Президент специально нарезает колбасу такими толстыми ломтями. Гертруда Шённ улыбнулась:

— Как работа? Выматывает?

— Ничего, — он неопределённо пожал плечами и открыл две стоящие на столе бутылки пива. — Бывало хуже. А… твоя?

— Сам видишь, — голос звучал тускло и безнадёжно. — Я на ней сдохну.

Она разложила горку бутербродов прямо на широкой деревянной доске и села напротив Рихарда. Он протянул руку и накрыл её маленькое запястье ладонью:

— Нет, старушка. Не допущу.