Завтра нас похоронят

Она прибежала на дорожный вокзал и села в автобус — она помнила, что место, куда он идёт, на карте очень далеко от города. Далеко от папы, который давно её забыл и не любит. Она чувствовала: так нужно. Её не хотели пускать без родителей… но она просто дала деньги, и автобус поехал. Маленький и душный, почти совсем без людей. Зато те, кто ехал с Аннет, были живые. Не кричали. И чем дальше она уезжала, тем меньше боялась за папу. А за себя она не боялась вообще, ведь у неё были друзья. Настоящие привидения. Так — в совсем другом конце страны — умерла Аннет. И появилась Карвен. Это было красивое имя, которое она придумала сама. В конце концов… могла ведь она подарить себе хоть что-то красивое?

Она не знала, сколько прошло времени, когда голос Чарльза Леонгарда снова раздался над её ухом:

— Ещё чуть-чуть.

Но уйти он не успел. Грохот, стрельба и шаги нарушили тишину, к которой девочка уже почти привыкла. Кто-то рвался в лабораторию. Карвен открыла глаза и увидела, как вылетает дверь. Но понять, кто за ней находится, она не успела — сознание снова покинуло её.

* * *

Больше всего она боялась, что её оставят одну. Поэтому когда Рихард Ланн и Гертруда Шённ, обменявшись несколькими словами, пошли в коридор, Вэрди крепко схватилась за край мундира старого полицейского:

— Я с вами!

Он обернулся и посмотрел на неё — неожиданно без раздражения.

— Ты так хочешь погибнуть?

— Я хочу спасти их! Это всё из-за меня!

— Это не самая лучшая мысль, девочка, — Госпожа Президент тоже посмотрела на неё. — Ты…

— Я не маленькая! — в ярости перебила она. — Они украли мою подругу, она может умереть, а я… я…

Мысль о Скае причинила ей новую боль. Он наверняка убит… и наверняка до последней минуты он думал о том, что не сдержал обещания. Не помог крысятам. Что сделали с ним Коты? Вэрди снова почувствовала, как к глазам подступают слёзы, упрямо отпихнув полицейского, подошла к президенту и заглянула в усталые светлые глаза:

— Я не останусь здесь. Пожалуйста… возьмите меня с собой.

— Ах ты маленькая ведьма, — проворчал Рихард, но без прежней злости. — Не бери её, Труда.

Женщина молча смотрела на нее. Вэрди не решалась повторить просьбу. У неё и не получилось бы объяснить, что она думает не только о своей погубленной «стае», за которую должна отвечать. Что главное, о чём она думает, — человек из другой страны. Враг.

Накрашенные темной помадой губы дрогнули:

— Хорошо, Вэрди. Едем. Только… держись позади.

Девочка кивнула. Неожиданно эта горьковатая мягкая улыбка показалась ей очень знакомой. Но она так и не вспомнила, кто ещё мог так ей улыбаться.

Когда холодный уличный ветер ударил ей в лицо, она почувствовала облегчение: хотя бы недолго она сможет не думать о том, что её называли принцессой и любили. И что-то внутри, бесконечно трусливое и слабое, шептало: может быть… может быть…

— Ваш человек… — опять она посмотрела на Гертруду Шённ, — никого не находил в лагере? Живого или…

Что после «или» она так и не произнесла. В какой-то момент она поняла, что плачет, задыхаясь и судорожно цепляясь за полы старой военной куртки. А Госпожа Президент прижимала её к своей груди и гладила по волосам:

— Ну же… тихо. Что с тобой такое? О ком ты так переживаешь?

Вэрди молчала — всхлипывания сдавили ей горло. Рихард Ланн завёл машину, она сердито зарычала, как разбуженный пёс, который только что вылетел из подъезда вслед за ними и носился кругами, будто обезумевший. Спайк не хотел оставаться с хозяином, так странно лежавшим на диване… И девочка его понимала: когда мокрый нос ткнулся ей в ладонь, она точно очнулась — с усилием отстранилась от Герртруды Шённ и прошептала:

— Извините меня. Пожалуйста.

Всё, что было дальше, она помнила как в тумане. Точнее… как в фильме, который они с инспектором Ларкрайтом смотрели в странную ночь, когда она впервые оказалась в его доме. Кажется… с того времени прошла целая вечность.

Вэрди видела, как Госпожа Президент спокойно расстреливает из большого пистолета людей в камуфляже. То же делал и комиссар. Оба двигались легко и ни разу не промахнулись… и в какой-то миг ей даже показалось, что им нравится стрелять… Гертруда Шённ совсем не напоминала себя на плакате — мягкую и добрую, просящую всех завести семьи. Скорее она стала похожа на Ланна — взглядом и жёсткими складками у рта.