— Ну, положим, снег на ваши головы и без меня валит — вон вся Москва белая. А судьбами… — Она замолчала. Лариса не торопила. — Двумя судьбами, Ларик. Моей и Ивара. Замуж я за него иду, — сообщила она. — Вот тебе и судьбы.
— Нина, — ахнула Лариса, — так это же замечательно! Поздравляю и желаю счастья! Я уверена, что вы счастливы. Сработает эффект пары.
— Это что еще за штука?
— А это, Нинуля, потрясающая штука. Эффект пары — это результат, который несоизмерим с простым сложением один плюс один. Это не два, а гораздо больше — два в энной степени. Это — сплав одного человека с другим, самый прочный и самый стойкий, броня. которую ничем не пробить. Эффект пары, Нина, это большая редкость. — Она посмотрела на притихшую гостью. — И мне кажется, что это у вас есть.
— Лар, — на Ларису просительно уставились влажные глаза, — прошу тебя, приезжай к нам!
— Ты сначала сама обоснуйся, — охладила с улыбкой хлебосольный пыл приглашенная, — а уж потом гостей созывай.
— Обоснуюсь, куда я денусь! Уж сказала «А» — так говори и «Б», иначе так и останешься с разинутым ртом, как обворованная баба.
— А ты видела таких баб?
— Конечно, далеко и ходить не надо. Вот она, перед тобой сидит.
— Нинка, неужели тебя обкрадывали? Ты вроде непохожа на раззяву.
— Еще как похожа! — хмыкнула в ответ «раззява». — Подпей кофейку, а?
Хозяйка налила кофе в протянутую чашку.
— Обворовали, сволочи! Причем так нагло — никого почти и не было на базаре.
— Как же так?
— Да так! Зелень покупала к мужниному дню рождения. Дай, думаю, порадую своего благоверного и его гостей. Он же у меня зелень любит, говорит, полезно для здоровья, — вздохнула она. — Придурок, лучше бы орехи с яйцами трескал, для потенции полезно. Хотя вряд ли ему это уже поможет. И ты знаешь, что-то так мне обидно стало, когда кошелек тяпнули! Стою и думаю: да что ж это такое?! Все меня имеют, кому не лень! Муж, шелупонь всякая базарная, начальство — прямо хоть плачь, Что же я за амеба такая — не могу за себя постоять? Слова твои вспомнила, что нельзя в долг жить. Пришла домой, отпраздновала день рождения, накормила от пуза гостей, а потом сказала себе: баста, Нинок, ты — свободный человек! И мама тебя не на свалке нашла, а на радость родила. Ну и все выложила своему. Про себя и Ивара, всю правду, ничего не скрыла.
— Мне кажется, кража кошелька здесь ни при чем.
— Конечно, но она была последней каплей Я бы все равно ушла, просто это все ускорило. Открыло, так сказать, глаза на мое серое бытие.
— И что теперь?
— А теперь я еду к Ивару. Сначала одна, дня на три. Подадим заявление, в школу тамошнюю схожу, все разузнаю до приезда детей, в доме порядок наведу.
— Ивар вроде не похож на зачуханного, — вспомнила Лариса элегантного, идеально выбритого латыша в белоснежной рубашке и отглаженном костюме.
— Не похож, — подтвердила Нина. — Но детям нужен не вылизанный дом, а теплый. Вот я его и буду греть, все три дня. Люблю я его, Ларка, — призналась она, — очень. Иногда даже страшно становится, честно. Всюду он мне мерещится, везде голос его слышу. На улицах, как юродивая, каждому очкарику улыбаюсь. Сейчас даже и не верится, как могла так долго без него выдержать. Почти год!
— А муж как отреагировал на твою «правду»?
— А ты знаешь, — удивилась Нина, — нормально спокойно. Я его даже зауважала. Сказал, что давно ожидал нечто подобное. Потому как не смог меня счастливой сделать, хоть и не по своей вине. Просил только детей к нему летом присылать, на овощи-фрукты. И ты не поверишь: мы даже всплакнули на плече друг у друга, — сообщила она с грустной улыбкой.
— Почему же не поверю? Как раз я-то и поверю.
— У тебя было похоже?
— Знаешь, Нина, хоть граф Толстой и утверждал, что каждая семья несчастлива по-своему, но наши с тобой семьи в чем-то схожи. По крайней мере, финал их одинаков.
— Гостья поднялась со стула и обняла хозяйку.
— Ларка, ты классная баба! И ты будешь счастлива. Это чует мое сердце, а оно еще ни разу не обманывало. Только помни мои слова, если тебе будет плохо, и не забывай, когда станет хорошо Бляха-муха!
Нина уехала на следующий день, рано утром, взяв с Ларисы клятвенное обещание приехать к ним летом вдвоем со Стаськой.
— Спасибо тебе, Ларик, за теплый прием, благодарила она, стоя у порога с дорожной сумкой. — Если я тебя ни о чем не спрашивала, это вовсе не означает, что мне безразлична твоя жизнь. — И замялась, подбирая слова. — Он не может тебя не любить. Я чувствую. Но у вас все гораздо сложнее. Никита — не я. Это я, как кораблик, снялась с якоря и поплыла. А на нем — гири пудовые, не отцепишь.
— Нинуля, я с у тебе, «до свидания» вместо «прощай», — не ответила Лариса на робкий призыв поделиться. — Мы с тобой еще увидимся.
— Это точно, бляха-муха! — повеселела Нина. — Эх, придется мне расставаться с моей любимой вставочкой блошиной! Ну да любовь требует жертв, — пошутила она. — Открывай свой замок, ни черта в чужих не понимаю. — А за порогом буркнула: — Бляха-мука! — И подозрительно шмыгнула носом.