Завтра наступит вчера

— Хорошо, я скажу — Негромкий голос замолчал. Васса поставила на стол бокал с вином, который держала в руке, и продолжила: — Вы знаете, я была больна. Очень. Но выздоровела. Бог решил оставить мне жизнь. Зачем? Для какой цели? Пока — не знаю, но хочу понять. И пойму. — С ними говорил другой. незнакомый, человек. — Первую жизнь мне подарила мать. И я прожила ее среди людей. Кого-то любила, кого-то презирала, кого радовала, а кого и злила, обижалась и обижала сама — это была моя жизнь. Наверное, неправильная. Поэтому Бог послал испытание — болезнь. Ведь говорят же: кого Господь хочет испытать, посылает болезнь. Я выздоровела — значит, нес так уж безнадежна. И эту — вторую жизнь — мне подарил Бог. А сейчас пришло время вернуть этот дар. — Она говорила плавно, безостановочно, но за этой гладкостью учаливалось сильное напряжение. — Первую жизнь я прожила с людьми, вторую хочу прожить с Богом.

«Господи, что несет?!» — Лариса ничего не понимала, как будто слушала инопланетянку.

— Я ухожу в монастырь. Через месяц. Решение это окончательно. Обсуждать не нужно, отговаривать — бессмысленно. Просто примите его и постарайтесь понять.

— Нет, — потерянно прошептала Юля, — этого не может быть.

Лара во все глаза смотрела на Вассу. Она знала ее всю жизнь, почти с пеленок — сильную, красивую, независимую, острую на язычок Василису Прекрасную. Василису Премудрую. А сейчас эта Прекрасная собирается заточить себя в монастыре — иссушать тело, чтобы жила душа. Но ведь если душа — пламя, то тело — воск, без которого не горит свеча. Зачем любоваться пламенем и презирать воск? Она ничего не понимала: молодая, красивая женщина, полная любви, живая, дарящая радость, — спрячется от всех за монастырской стеной?! Скроется под монашеской одеждой? Зачем Богу такая раба? Для чего Ему любовь-плата, любовь-жертва? И что больше движет Вассой — вера или благодарность? А может, это просто вечная жертвенность русской бабы, постоянная потребность себя отдавать — мужу, детям? Теперь вот — Богу. Как много вопросов — и совсем нет ответов. Лара не сводила глаз с побледневшею лица. «Будем надеяться, что она эти ответы найдет. И вернется. Или останется там навсегда».

— Это — твоя жизнь. Василек, и твое право pacпоряжаться ею. Мы любим тебя и будем ждать. Правда, Юля?

Юля молча кивнула в ответ — в синих глазах застыли ужас и непонимание.

А на столе, подернутое жирной пленкой, стыло горячее — три шашлыка, нанизанные на острые металлические шампуры.

Глава 30

Сентябрь, 1986 год

Укатила в Истанбул счастливая до беспамятства Юлька. Раз в два месяца Лариса вынимает из почтового ящика письма, в которых рыжая консульша восторгается мужем, умиляется маленьким Васькой, жалуется на турецкую жару и скучает по Ларисе. Ушла тихая, сосредоточенная Васса. Прощалась с сухими глазами и светлой улыбкой, просила хорошенько заботиться о Бате и обещала как-нибудь позвонить, по возможности. — мысли ее уже были далеко, гораздо дальше, чем тело.

— Я люблю тебя. Василек, — глотая слезы, шептала Лариса. — возвращайся.

— На все воля Божья, — мягко ответила уходящая. — Не плачь. Я буду за тебя молиться.

А слез больше и не было. Одна сухая иссушающая тоска. Она горела в ней, как торф — и пламени нет, и все выгорает. Она была не просто оторвана от мужчины с разноцветными глазами — разорвана, раздраена. И путалась в разрывах, как Тесей в лабиринте. Только не было рядом Ариадны с ее спасительной нитью. Рядом мелькали разные лица: появлялись и исчезали новые знакомые. Ее, популярную ведущую, стали узнавать в метро. Пришлось поднатужиться, подзанять кое у кого денег и купить «пятерку». Синий «Жигуленок» стал вторым домом, надежной защитой и верным другом. Лара научилась хорошо водить машину, и по выходным они втроем — со Стаськой и Батом — отправлялись летом за город, а зимой — к Агатке, где домовитый Семен от души угощал их большими котлетами и пирожками с мясом. Покладистый муж решил, что из двух зол меньшее — Агата и выбрал ее, закрыв глаза на поэтическое призвание жены. Творческая личность приняла это легко, но без благодарности, как должное. потому как всей душой презирала быт и абсолютно не замечала в доме пустого холодильника и немытых Саньку с Ванькой. Агатка вдруг заинтересовалась политикой и уверяла, что в воздухе запахло переменами. И она их чует, как спаниель.

— Ох, Мерцалова, интересная жизнь начинается! Горбачев еще себя покажет, — сверкала «политолог» круглыми глазами, поглощая мужнины пирожки, — нас ждет знаменательная эпоха — эпоха перемен! Вот где будет простор для творчества!