А помощница уже галопом мчалась по длинному коридору второго этажа, и минутная стрелка, поселившись в ее голове, нахально отсчитывала секунды: одна, две, три… «Заткнись! — рявкнула ей Юля, выскакивая из комнаты и на ходу надевая куртку. — Успею!»
В пять минут седьмого она озиралась у входа в телецентр.
— Привет, солнышко! — Ласковый шепот обжег ухо.
— Ох ты Господи! Я боялась опоздать. Ну никогда я тебя не замечаю! — пожаловалась она.
— Высокая очень! — рассмеялся Юра.
Господи ты Боже мой — как же уютно в этом слабо освещенном салоне, и как хорошо здесь пахнет, и как удобно, и как… Она с трудом оторвалась от ласковых губ и, глубоко вздохнув, скомандовала:
Поехали!
— Слушаюсь, шеф! А куда?
— Куда хочешь!
— Золотые слова! — одобрительно кивнул послушный водитель и включил зажигание.
Остановились у ее дома.
— Юль, я подниматься не буду. Прошу тебя: доверься мне и ни о чем не расспрашивай. У меня для тебя небольшой сюрприз. Пожалуйста, возьми сейчас паспорт, что нужно из вещей на пару дней и быстренько спускайся. Я подожду здесь. Если можно, солнышко, не задерживайся. У нас мало времени.
Заинтригованная пассажирка молча открыла дверцу и уже через пару минут была в своей квартире. На сборы ушло еще чуток минут. Закинув ключ соседке — покормить котов, Юля пришла в себя только на площадке первого этажа.
«Господи ты Боже мой! Ну почему я так слепо и послушно выполняю его просьбу? И зачем паспорт? И куда он собирается на пару дней? И что мы будем делать?» Последний вопрос вызвал сладкую истому, пересилившую минутную рассудочность, и Юля, плюнув на рассудок, пулей выскочила за дверь подъезда. «Что будет — то и будет! Я его люблю, и он лучше всех на свете!» С этим трудно было спорить. Да и некому, если честно: мысли Юлии Батмановой уже крутились в другом направлении, стараясь угадать, какой сюрприз ее ожидает.
Сюрприз стал неясно прорисовываться в тумане Юлиных предположений в аэропорту, когда Юра взял ее паспорт и попросил подождать у стойки. «Куда-то летим, — догадалась она, — куда?»
— Солнышко, пойдем быстрее, уже посадка идет.
«Не буду ни о чем спрашивать. Умру, а не буду! — решила стойкая пассажирка. — Сказано ведь: ни о чем не расспрашивай». Но в билет все же заглянула (имеет право!) и удивилась: «Надо же, от города, куда они летят, всего час езды до бабушки! Вот было бы здорово ее навестить!»
В самолете, пристроившись у окна, Юля выполнила просьбу стюардессы пристегнуть ремень, привести спинку кресла в вертикальное положение, искоса взглянула на Юру, приудобилась в кресле и прикрыла глаза. «Что это он вроде какой-то напряженный? — размышляла ведомая. — Серьезный, страсть! Молчит и вроде ждет чего-то. Взлета, наверное. Может, высоты боится? Точно — я. Для меня полет в самолете — summa summarum[19]
. Ладно, мы тоже помолчим, — размножила себя Юля, — доверять так доверять! Credo quia absurdum!»[20] — оценила она собственную доверчивость и уставилась в иллюминатор. За круглым окошком шла своя, аэрофлотская жизнь Где-то внизу проехал автокар с мужичком и грудой чемоданов, вдалеке шел на посадку самолет, у самой кромки взлетной полосы стояли трое, одетые в летные куртки, и, оживленно жестикулируя, никак не хотели расходиться. «А вдруг они нашли у нас неисправность и теперь спорят: может ли самолет с ней лететь или нет?» — испугалась Юля.— Не бойся, Рыжик, мы долетим благополучно.
— А я и не боюсь. Просто думаю: кто это и о чем они могут спорить?
Юрий заглянул в иллюминатор.
— Это, наверное, техсостав. Мало ли о чем мужики могут спорить? Мы вообще ужасные спорщики. Где больше двух, там всегда спор, — пошутил он, ласково прикоснувшись к ее руке.
Самолет вздрогнул, и огоньки внизу, потеряв четкие очертания, сплелись в единую светящуюся гирлянду, затем она превратилась в длинную яркую линию, опускавшуюся прямо на глазах, а вскоре и совсем исчезла. Место рядом с ними пустовало, и это Юле очень понравилось.
— Кажется, мы взлетели, — небрежно заметила она, вжавшись в кресло.
— Расслабься, Рыжик, с нами ничего не случится, — шепнул Юрий.
Она хотела принять независимый, бесстрашный вид, но передумала и честно призналась:
— Глупо, конечно, но ничего не могу с собой поделать — боюсь взлета.
— Взлета, солнышко, никогда не надо бояться. Бояться нужно не динамики, а статики. Неподвижности, а не движения.
— В жизни, но не в полете, — возразила Юля.
— А взлет — та же жизнь. Только между небом и землей. А точнее — это жизнь, которая стремится ввысь.
— Красиво, — согласилась Юля, — но не убедительно.
Он рассмеялся.
— Крепкий орешек! Убедить тебя не просто.
— Ну, в жизни всегда есть место подвигу, — скромно охарактеризовала его попытку Юля. — Отчего бы и не попытаться?
— Попытаюсь.
Он посерьезнел. Черные глаза ласково и вдумчиво смотрели на Юлю. По спине у нее вдруг пробежал холодок, и почему-то мелькнула мысль: хорошо, что сижу, а не стою. Он взял ее руку в свою. Помолчал. Потер переносицу. Смешно наморщил лоб. И выдал:
— Юля, я люблю тебя. Выходи за меня замуж. — Его глаза — черными углями на побледневшем лице — обожгли Юлю.