Завтра наступит вчера

— Замолкни, Гнус! Для того чтобы быть умным, не надо жить сто лет, тетенька, — ухмыльнулся он.

— Этими байками ты «шестерок» своих корми! — отрезала Васса. — Вот они — рты уже открыли и хвостами виляют! А на серьезные разговоры со взрослыми людьми не претендуй — не дорос. Ты поделиться просишь? Делюсь. Запомни совет: умные мальчики по домам сейчас сидят, книжки читают, учатся, чтобы вырасти в достойных мудрых мужчин. А не шатаются по вечерним улицам, вырядившись словно фат и таская за собой мусор. Усвоишь мой совет — может быть, что-то из тебя и вылупится, нет — закончишь дни на помойке. Или за решеткой.

Смазливая ряшка дернулась, миндалевидные глаза остекленели.

— Фас, — процедил он.

Недомерок бросился на Вассу. И тут же был перехвачен Сергеем, который ударил ублюдка ребром ладони по шее, и тот свалился мешком к его ногам. Сзади на Василису напал длинный и, больно обхватив шею, стал заваливать на землю. Напрасно он с ней связался — в гневе Василиса Егоровна была сильна и находчива. Быстро опустив руку, она точным движением ухватила хилое мужское достоинство и сжала изо всех сил.

— А-а-а! — заверещал Жердь. — Пусти, сука, убью! Бо-о-ольно.

К нему кинулся Сергей и, заломив руки, стал оттаскивать от Вассы. Но и он, к сожалению, не знал очаровательную «сценаристку» — та держалась за штаны хваткой бульдога, намертво. Хотел поиметь? Имей — не жалко! И вдруг сбоку метнулась тень. Сергей застонал и медленно сполз на асфальт, цепляясь за длинного. Перед Вассой вплотную — лицом к лицу — возник сопливый Ястреб и поднес к глазам узкое лезвие, на котором алела свежая кровь.

— Ну, сука, какой совет ты мне сейчас дашь?

Рядом затормозила машина. Хлопнула дверца, и ленивый мужской голос произнес.

— Эй, что тут у вас происходит?

— Заложишь — убью, падла! — прошипел подонок и кинулся в темноту. — Жердь, сматываемся!

— Эй, гражданка, я вас спрашиваю, что тут?

К ней вразвалку приближались двое в милицейской форме — как же она их любила! Васса опустилась на колени рядом с лежащим на земле Сергеем и обхватила его голову ладонями.

— Сергей Сергеич! Сергей! Сережа, что с тобой? Что этот гад сделал?!

На нее смотрели удивленные глаза.

— Кажется, он меня зарезал, — прошептали белые губы, — если можно — в Склиф… — Глаза закрылись.

— Э-э-э, да тут, кажется, серьезно. Вызывай «Скорую», Макар.

Дальше все завертелось колесом и помнилось смутно. Сергея отвезли в Институт Склифосовского, как он просил. Часа три Вассу продержали в милиции, где она давала показания следователю, немолодому, немногословному, усталому человеку, который слушал ее, прикрыв глаза, не перебивал и разрешал курить. От него же среди ночи она позвонила домой — предупредить Влада, но трубка выдавала длинные гудки, и после шестого Васса положила. В общем, дома оказалась только на рассвете. «Боже, какое счастье, что я сегодня выходная!». Из комнаты выполз сонный Батик и вяло повилял хвостом при виде хозяйки.

— Спи, малыш, все хорошо.

Она с нежностью погладила пятнистую спинку и чмокнула в переносицу. Щенок сладко зевнул и поплелся обратно, убедившись, что мир не перевернулся и его любят по-прежнему. Васса вошла в ванную и включила воду. Тупо глядя на льющуюся из крана струю, она вспомнила веселое: «Да что ж вы все обидеть норовите!» Обидела. Ведь из-за нее, только из-за нее, попал в беду прекрасный человек.

Засыпая, она дала себе слово: переписывать для Сергея каждую лекцию Арно и относить в больницу. Каждую! И это будет длиться ровно столько, сколько понадобится. Ни минутой меньше!

Глава 18

Omnia vincit amor, et nos cedamus amori![18] Господи ты Боже мой, сколько раз она манипулировала этой фразой, перепархивая через своих воздыхателей легко и беззаботно, словно девочка, прыгающая по меловым квадратикам на асфальте. — играючи, одной левой. Или правой — как ей было удобнее. Эта мелкая бесовка с ямочками на щеках беспечно вплетала в паутину своего очарования все, на что ложился ее синий глаз. И делала это естественно и просто — как дышала и жила. Бывало, она и сама влюблялась, даже страдала и терзалась. Бывало, что душевные муки длились по три дня и даже целую неделю. Но потом Юля встряхивала рыжей гривой и выбрасывала из головы — и объект недолгих воздыхании, и свои краткий роман. Но сейчас… Сейчас все было по-другому.